Жизнь и судьба отца российской приватизации

Автор фото: Коммерсант

Историк Лев Лурье - о том, за что и почему Анатолию Чубайсу послали черную метку. 

Над Анатолием Чубайсом сгущаются тучи. Сначала проверка возглавляемой Чубайсом "РОСНАНО" Счетной палатой, выявившая множество нарушений. Затем был задержан экс–глава "РОСНАНО" Леонид Меламед, который подозревается в огромной растрате. В деле фигурируют и бывшие заместители Меламеда Андрей Малышев и Святослав Понуров, который тоже уже арестован.
Всякий, кто знаком с нравами отечественных правоохранителей, понимает: такие шаги без указания сверху не предпринимают. Чубайсу послали черную метку.
Но отца российской приватизации атакуют и противники существующего в России порядка вещей. В вопиющей бесхозяйственности "РОСНАНО" вначале письменно, а потом и устно, в знаменитом диспуте на "Дожде", обвинил Алексей Навальный. А бывший ближайший соратник Чубайса, ныне живущий в Германии Альфред Кох, злорадствует в Facebook: "Вы все "справные мужики" (Делом, делом нужно заниматься! А не языком болтать!). Думали, что если вы помалкиваете и тихонько бабки пилите, то вас пронесет. А вот и вас, похоже, тоже не проносит… (В плохом смысле этого слова. Хе–хе.) А заступиться за вас уже некому. И на улицу за вас никто не пойдет. За Бориса и Алексея (Немцова и Навального) ходили, ходят и будут ходить. А за вас — нет".
Не думаю, что жизненная позиция Анатолия Чубайса определяется желанием "бабки пилить". У него были для этого неограниченные возможности, давно мог бы невозбранно рассекать своей океанической яхтой воды Средиземного моря, как Роман Абрамович, или критиковать Путина (как это делает Кох) откуда–нибудь из Швейцарии. Тема пути Чубайса — служение России, так, как он его понимает, а для него это всегда попытка компромисса с существующим режимом при соблюдении некоторых базовых принципов. Чубайс не Джордано Бруно, он старается быть Галилеем.
В 1970–е, когда с советской властью все уже было ясно, Анатолий Чубайс был молодым коммунистом и преподавал политэкономию социализма. Он придерживался известной тактики: скрывать и чувства, и мечты свои и стараться использовать возможности системы для борьбы против нее же. Эта схема была особенно популярна у тех, кто был старше Чубайса лет на десять — у шестидесятников. Писать стихи о Ленине и Братской ГЭС, чтобы в оставшееся время пробуждать лирой чувства добрые и в свой жестокий век восславлять свободу. И, хотя попытка компромисса удавалась редко, коммунистический режим рано или поздно ставил вопрос: "С кем вы, мастера культуры?" Все же шестидесятники в большинстве своем и правда верили в социализм с человеческим лицом. А Чубайс и его товарищи даже в это не верили, но из КПСС не выходили. И выиграли — стали правительством реформ. Это определило поведение Анатолия Борисовича и в последующие годы: не бороться с властью, но работать внутри системы.
Делать дело в той степени, в какой это позволяет власть, — тактика известная. "Системные либералы", которых во власти и федеральных СМИ осталось совсем мало, стараются оставаться порядочными, но связаны условиями негласного договора с властью: помалкивай или одобряй, иначе выкинем. Как действует режим в том случае, если правила не выполняются, прекрасно мог бы рассказать тот же Альфред Кох на примере разогнанного им НТВ.
Анатолий Чубайс, Никита Белых , Алексей Венедиктов, Владимир Познер ведут рискованную игру с превосходящим противником. Правила игры устанавливают не они. Шахматы легко превращаются в "Чапаева". Приходится соглашаться или помалкивать тогда, когда делать это уже очень трудно. Чубайс уговаривал нас голосовать за Владимира Путина, поддерживал войну в Чечне, не возражал открыто против "взбесившегося принтера" Государственной думы, политики на Украине. Не потому, что все это ему очень нравилось.
Он, как кажется, считал, что, отойдя в сторону, как Алексей Кудрин или Евгений Ясин, не сможет развивать российские производительные силы и совершенствовать производственные отношения.
А когда допустил какую–то оплошность с точки зрения своего работодателя (а это могло быть что угодно — прослушанный разговор, например), получил предупреждение, которое, может быть, было последним.
Для русской истории ситуация классическая. Так держались до последнего при Александре III инициаторы Великих реформ предыдущего царствования.
Так Петр Столыпин продолжал свои реформы, несмотря на нарастающее раздражение государя. Так Бухарин и Рыков старались делать добро, оставаясь, по крайней мере внешне, сторонниками Сталина.
"У истории русской страницы хватит для тех, кто в пехотном строю смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою".