В кризис в Петербурге все больше компаний объявляют об увольнениях и сокращениях, но по официальным данным безработица почти не растет. Занявшись изучением этого феномена, "ДП" обнаружил новый класс работников, о существовании которого мало кто знает. Этот класс — прекариат.
Кто такие прекарии? Это люди, которые, покинув стабильную работу, устроились на временные подработки — зачастую никак официально не фиксируя новые трудовые отношения. Чтобы разобраться во всем, "ДП" провел опрос среди тех, кого можно назвать прекариями.
"На обычной работе я всегда старалась все сделать в срок. Сейчас, когда я фрилансер, чувствую, что ответственности как будто меньше. Появилась расслабленность: я не успеваю что–то сдать — ну и ладно, ничего мне за это не будет", — рассказывает 30–летняя Надежда К. Недавно она попала под сокращение в медиахолдинге ("Кризис, сами понимаете. Но вы можете работать с нами как фрилансер", — виновато сказал работодатель) и теперь ищет постоянную работу. Параллельно она берет на дом подработку — в основном пишет рекламные тексты.
Люди
Термин образован от английского precarious (ненадежный, угрожающий, опасный). Считается, что его ввел в употребление профессор социологии Мюнхенского университета Ульрих Бек. Наиболее полное исследование прекариата, в отличие от пролетариата пока не осознавшего себя как класс, содержится в книге британского социолога Гая Стэндинга, переведенной и в России. Книга называется "Прекариат: новый опасный класс".
К прекарным (или прекариальным) трудовым отношениям относятся все формы нестабильной и так называемой ущемленной занятости: от дауншифтера–фрилансера до дворника–мигранта. Впрочем, четких рамок пока не выработано. Например, ставить знак тождества между теми же фрилансерами и прекариатом нельзя: люди, добровольно выбравшие свой путь, не прекарии в чистом виде. Прекарные работы — скорее вынужденный способ для человека заработать хотя бы что–то хотя бы как–то. С прекариями могут запросто не продлить (или даже изначально не заключить) договор, у них нет права на оплачиваемый отпуск и выплату компенсации в случае сокращения, они редко могут доказать свою правоту в суде.
В данном случае мы решили сосредоточиться на петербургском прекариате — за вычетом трудовых мигрантов, которые заслуживают отдельного исследования.
Цифры
По официальным данным, население в трудоспособном возрасте в Петербурге составляет 3091,3 тыс. человек. При этом уровень занятости на февраль — 72,2% (в январе был 72,3%). Таким образом, в городе 2 862,9 тыс. занятых граждан, сообщили "ДП" в комитете по труду и занятости населения Петербурга.
По данным "Петростата", в Петербурге на конец 2014 года на предприятиях было занято 1487 тыс. работников. В цифру не входит малый бизнес. "Стоит учитывать и то, что одно рабочее место могут занимать два–три человека одновременно (сменный график). Есть и отрасли, где наблюдается обратная ситуация — один работник занимает более одного рабочего места, — добавляет советник по связям с общественностью комитета по труду Мария Алексеева. — Говоря о количестве рабочих мест, мы можем опираться только на экспертную оценку, по которой их в Петербурге около 3 млн".
Что касается учтенных "Петростатом" 1,5 млн работников, 94,6% из них являются штатными, 2,7% работают на условиях совместительства и 2,7% — по гражданско–правовым договорам.
Однако говорить о том, что к прекариату относятся лишь 5,4% петербургских работников (сумма двух последних цифр), было бы лукавством. Ирония заключается в том, что в Петербурге даже многие штатные занятости в госучреждениях носят отчасти прекарный характер: когда есть оклад, положенный по трудовому договору, — но основную часть заработка составляют премии, выдаваемые на усмотрение работодателя.
При переписи населения 2010 года почти 2,5 млн петербуржцев назвали основным источником дохода "трудовую деятельность, включая работу по совместительству" — расхождения с данными "Петростата" на 1 млн. Часть из этого миллиона — предприниматели, но часть — прекариат.
К концу января 10,8 тыс. горожан имели статус безработных (на 5% больше, чем в декабре 2014–го). Это всего 0,4% от экономически активного населения. По данным Международной организации труда, цифра больше — 1,3%. Но в любом случае это капля в море: большинство безработных не идут на биржу труда, а самостоятельно ищут новую работу и (или) довольствуются случайными заработками. В течение первых месяцев 2015 года, по данным комитета по труду, работы лишились 6070 человек — но это лишь те, кого сократили в рамках реструктуризации различных компаний. Для сравнения: согласно ожиданиям Минтруда, до мая работы лишатся 8 тыс. петербуржцев — однако можно с уверенностью прогнозировать, что официальная цифра безработицы от этого ни в два, ни в полтора раза не увеличится. Таким образом создается иллюзия благополучия: безработица как будто невелика. На самом деле огромное количество горожан просто оказались вне статистики.
В книге Гая Стэндинга, которую он писал в 2010 году, указано, что до четверти населения работников в мире можно отнести к прекариату. В статье "Диктатура прекариата" ведущего специалиста социально–экономических программ Центра социально–трудовых прав Петра Бизюкова указано, что к категории неформально занятых работников относятся от 15% до 40% от всех работающих россиян.
Петербургский прекариат никто не изучал и не считал. Сам термин "прекариат" более знаком исследователям, чем чиновникам. "Такую статистику комитет не ведет", — отмечают в комитете по труду. Можно попытаться собрать лишь части мозаики. Так, по данным рекрутингового портала HeadHunter, в январе–феврале 2015 года менее 1% работодателей Петербурга искали сотрудников на временную должность или проектную работу. Но, как поясняет директор HeadHunter в Петербурге Юлия Сахарова, "важно понимать, что реальная доля трудоустройств по срочным трудовым договорам может быть выше. Работодатель может привлекать по временным договорам внешних сотрудников своими силами или нанимать временных работников через аутстаффинговое агентство. Бывают случаи, когда компании, оказывающие услуги (например, переводчики с иностранного языка, проектная работа с сфере ИТ, строительства, проектирования), выводят часть своих сотрудников за штат и нанимают их на временные трудовые договоры, когда появляются заказы".
По данным HeadHunter, больше всего предложений, которые условно можно отнести к прекарной занятости, было в таких сферах, как "IT, телеком" (12,5%), "Административный персонал" (10,1%), "Маркетинг" (9,7%), "Начало карьеры" (8,7%), "Рабочий персонал" (7,3%), "Продажи" (6,9%), "Строительство" (6,6%), "Бухгалтерия" (5,9%), а также "Искусство, медиа" и "Производство" (по 5,6% каждая).
Ирину И. в сентябре 2014 года сократили из компании, державшей в Петербурге по франшизе сеть ресторанов быстрого питания. Ирина работала в отделе развития, которого в связи с кризисом не планировалось. "Еще в июне меня вызвал директор и сообщил, что в обозримом будущем они не планируют открытие новых ресторанов, поэтому на постоянный рабочий день я им не нужна, платить оклад и выплачивать за меня налоги они не хотят, — рассказывает Ирина. — Но добровольно–принудительно мне предложили следующую схему: установить свои расценки и работать на них как фрилансер при необходимости. Предложили даже забрать компьютер с рабочего места". С этого момента и начался прекарный этап трудовой биографии Ирины, который длился 3 месяца, затем Ирина все же уволилась: "Я выпросила бонус — примерно 1,5 оклада, мне заплатили наличными, неофициально. Деньги за неотгулянные отпуска мне также выплатили".
"В сентябре у меня был небольшой обещанный фриланс–проект, так что в свободное плавание я отправилась без стрессов и с некоторой суммой денег, которой мне еще хватало на съем квартиры", — продолжает Ирина. Но потом перебралась к родителям. Деньги, полученные за фриланс, закончились — Ирина устроилась на новую работу к одному из прежних заказчиков, но зарплаты пока не было. "Так что стресс начался только сейчас", — подытоживает девушка.
Гай Стэндинг отмечает, что представителям прекариата присуще состояние стресса, которое следует из нестабильности заработка: человек не уверен в том, будет ли у него завтра работа, не обманет ли его работодатель. Однако большинство опрошенных "ДП" прекариев вопрос о стрессе как будто не поняли. "Стресса сейчас нет. А вот на прежних работах был, особенно в государственной школе и в садике — от огромной ответственности и невозможности соответствовать завышенным требованиям", — говорит Дарья А., которая дает частные уроки русского языка и литературы, а также иногда проводит экскурсии по местам Маяковского в Петербурге.
Другой участник опроса, Денис Д., уйдя из сферы строительства в журналистику, а затем потеряв постоянную работу, берется, по его словам, "за любые халтуры": от разгрузки фур до "частных консультаций бизнесу по способам обмануть государство". "Да! И мне не стыдно", — говорит респондент. Диверсифицированная трудовая биография — когда человек, например, получил образование филолога, затем работал учителем, а потом на стройке — также присуща прекариям. И это опасный путь: не имея возможности сконцентрироваться на одной карьере, человек распыляется — он как будто умеет многое, но фактически везде по чуть–чуть, неглубоко.
Отвечая на вопрос о плюсах такой работы, большинство респондентов назвали свободный график и живые деньги. "Я в торговле с 1979 года. Работаю по 9 часов в день, на подмене в разных магазинах — один не принесет прибыли. Продаю товары по образцам на заказ: рассчитываю стоимость ламината, линолеума, ковролина и ПВХ–покрытий, — рассказывает Лидия Л. — Оплата — по количеству рабочих дней. Никаких оформлений нет. Работодатель не в состоянии платить налоги за всех работников, если оформлять по закону. Преимущество — всегда есть чем взять зарплату. Кроме того, работа устраивает по причине графика. Из–за домашних проблем не могу начинать работу рано". Неоформленные люди мало задумываются о стаже и, соответственно, размерах будущей пенсии. Лишь несколько респондентов в возрасте до 40 лет упомянули само слово "пенсия".
"В пенсию в нашей стране я все равно не верю", — заявила Дарья А. "Совсем недавно мама меня пугала отсутствием пенсии, и я даже начала немножко пугаться, но вот прошлой осенью она сама пошла свою пенсию рассчитывать, и ей насчитали по–новому сущие копейки. Так что в пенсию верить я перестала", — говорит Татьяна Г., сочетающая работу дизайнера, фотографа и преподавателя английского языка, все — без официального оформления.
Зато слово "свобода" прозвучало почти во всех ответах. Большинство опрошенных сознательно и добровольно выбрали этот вид трудовой занятости, что коренным образом отличает их от классического прекариата — мигрантов, работающих в Петербурге на стройках и в сфере ЖКХ. "Постоянная работа занимала все внимание, а мне оно нужно для реализации своего творческого потенциала. К тому же, когда я не оформлена, я чувствую себя свободнее", — говорит Надежда Х. Она уволилась из фотомагазина 4 года назад — и с тех пор работает в нем же, но уже неофициально, на подменах: в неделю получается 15–16 часов, отработанные деньги девушка забирает в тот же день. "Самый главный плюс — я действительно сам выбираю, с кем и как работать. Или не работать вообще. Поверьте, это дорогого стоит. Я ужасно не люблю корпоративную возню, тимбилдинг и офисные интрижки — все это здорово отвлекает от дела", — отмечает Кирилл Казанов.
История Кирилла — пример успеха, которого может добиться представитель прекариата. Кирилл стал свободным графическим дизайнером после того, как в кризисном 2008 году ему пришлось уволиться с постоянной работы. С тех пор у него нет социальных гарантий, которые дает стабильный труд за зарплату (оплачиваемый отпуск и больничный). "С другой стороны, замечено, что чаще болеют как раз те, кому приходится 5 (а то и больше) раз в неделю ходить на работу. Ну а страховка все равно так или иначе оплачивается из вашего кармана", — успокаивает себя Кирилл. С количеством заказов у него проблем нет: есть даже возможность выбора.
"Для большинства клиентов фрилансер — это такой железный человек, который не спит, не ест и ни на минуту не отходит от монитора. Он всегда на телефоне, при почте и с мышью в руке. И, конечно, сделает все к утру. Это идет вразрез с желанием и отчасти иллюзией любого фрилансера — быть хозяином самому себе и своему времени, но на самом деле все не так страшно, — говорит Кирилл. — Обычно тогда, когда удается соблюдать договор с самим собой — работать, как считаешь нужным, с людьми, работа с которыми приносит не только доход, но и удовольствие. Обычно для этого есть все шансы. В этом случае я самый счастливый человек на земле". Работа приносит ему не только удовольствие, но и нормальный доход: "На "Бентли" пришлось бы покопить, но он мне и не нужен. А на все остальное хватает".
Большинство участников опроса рассказали, что их отношения с заказчиками на бумаге не закреплены никакими — в том числе гражданско–правовыми — договорами. Делают работу и получают зарплату они по устной договоренности. Однако порой эта схема дает сбой. "Однажды на меня через соцсеть вышел некий мужчина и попросил перевести на английский его резюме. У него была редкая и вполне солидная специальность: оператор–бурильщик, — рассказывает переводчица Анна Ч. — Перевела, а он так и не заплатил, только нахамил. Я разослала скриншот нашей переписки его друзьям "ВКонтакте". Он разозлился, стал угрожать: что опубликует мой номер телефона на порносайтах, что напишет на меня жалобу в налоговую".
Часть респондентов отметили, что свободное плавание выбрали из–за необходимости сочетать оплачиваемую трудовую деятельность с уходом за маленьким ребенком или престарелыми родителями. "У меня двое детей, я провожу с ними практически все свободное время: 2–3 часа в день — занятия со старшей дочерью (делаем уроки), с младшим — круглосуточно, — говорит другая молодая мама Дарья А. — Я сейчас, наверное, ничего бы особенно не меняла в распорядке, хотя, конечно, не хватает времени на методическую работу, на диссертацию, но это временно. Дети очень быстро растут".
Тот же Гай Стэндинг отмечает, что во многих странах прекариальный труд не обеспечен помощью близких: если человек теряет работу, он остается наедине со своей нищетой — родственники не будут помогать.
Однако в нашем случае абсолютно все респонденты ответили положительно на вопрос о подушке безопасности: возможно, это объясняется высокой — по сравнению с другими странами — ролью семьи в жизни человека.
“
Не зафиксированная официально трудовая практика исследовалась еще в начале 1990–х Татьяной Заславской. Она писала, что в наших условиях неправовые трудовые практики — когда человек нанимается на работу без оформления, по черно–серой схеме — не означают выхода в бесправие. Наоборот, работа без оформления дает работнику куда большую свободу, чем при оформлении по трудовому законодательству. Часто это является сознательным выбором, а не нуждой. Работник не платит налогов, у него нет никаких соцгарантий — и ему на это плевать: зато он получает деньги в интересном ему темпоритме за ту работу, которую он считает выгодной. Нельзя с уверенностью сказать, что в кризис все будет плохо. Да, множество людей, которые раньше работали официально, будут вынуждены искать любые формы занятости. Однако если это местные жители, социальные права у них не отнимут. В этом наше отличие от многих других стран: работа и социальные права разделены — у человека есть социальный минимум при условии наличия гражданства и прописки. Так что трудовой выбор — не вынужденное состояние, а следствие конкретного образа жизни.
Елена Кудрявцева
доцент кафедры менеджмента НИУ ВШЭ — Санкт–Петербург
“
Экономически прекарный труд крайне невыгоден для отраслей экономики: потенциал, которым обладают работники активного трудоспособного возраста, используется в других местах. Мы это уже переживали, когда люди с высшим образованием — в основном бюджетники — ушли в другие сферы занятости, например в челночный бизнес. Мы потеряли огромную армию трудовых ресурсов. Часть из них потом вернулась, но больше 80% осталось в бизнесе. Это была и личная трагедия людей, и своего рода перераспределение трудовых ресурсов. Сейчас говорят о том, что нет роста безработицы, что рабочих мест очень много. Но вот вопрос: какие это рабочие места? Кто следит за тем, насколько эти вакансии соответствуют подготовленной рабочей силе? Рассогласованность приводит к тому, что рабочие места иллюзорны, они не соответствуют качеству трудовых ресурсов. Необходима серьезная подготовка работодателей. Они не хотят обучаться, знать кадровые технологии. Они изучают прежде всего экономические и правовые модели — чтобы обезопасить себя. А кадры для них — это материал периферийный. Но на самом деле он всегда был доминирующим.
Валентина Перепелкина
кандидат философских наук, доцент кафедры управления персоналом Северо–Западной академии государственной службы при президенте РФ
