"Выходной Петербург". Тамбовский выбор

Прошедшие выборы напоминали договорной матч в ничего не решающей игре на первенство области по футболу: "Спартак" (Алеховщина) против "Шахтера" (Сланцы). Все эти придуманные пенальти и непонятные удаления волнуют только пятерых–шестерых безумных болельщиков: тренеры, футболисты, судьи, спорткомитет знали результат заранее.

Поражает не сам факт многочисленных фальсификаций, а их поселковый уровень. С 1996 года, когда Анатолий Собчак проиграл Владимиру Яковлеву, честных выборов в Петербурге не помню. Случались убийства. Хитрые политтехнологи обвиняли ни в чем не повинных кандидатов в казнокрадстве, педофилии, измене родине. Расцветали социологические конторы. Раздавались продовольственные наборы, дворники неожиданно убирали улицы, пресса бурлила. Ничего хорошего в этом, понятное дело, не было. Но всякий изучавший историю знает, что так происходили выборы и в диккенсовской Англии, и в драйзеровской Америке: крот истории медленно роет.

Но и на самых грязных выборах случалось что–то неожиданное. Раз за разом жители Васильевского острова избирали колючего Алексея Ковалева. Вечно нелюбимая начальством Оксана Дмитриева покоряла избирателей Купчино. В 2003–м Валентина Матвиенко не могла победить в первом туре, потому что 12% избирателей проголосовали "против всех". Ну а последние выборы в ЗС, когда на участках впервые появились сотни добровольных наблюдателей, вообще заслуживают отдельного производственного романа.

Нынешняя кампания напоминала какую–то серию из популярного в советское время сериала "Следствие ведут знатоки". Так мухлевали только при позднем Брежневе — усушка, утруска, недовложение, пересортица. Так работали в начале 1980–х директора овощебаз, шашлычных, мясных магазинов. Для такой решительной смены поэтики (ведь Петербург до сих пор считался по российским стандартам городом относительно свободным) требовались новые люди: простые мужчины из черноземной глубинки, без рефлексии.

Сорокалетний Алексей Пучнин — глава городской избирательной комиссии, новая звезда на нашем политическом небосклоне. Боролся с терроризмом в Тамбовской области, создавал организационно–правовые и материально–технические условия для отправления правосудия местными мировыми судьями, возглавлял местную избирательную комиссию. С Пучниным из Тамбова прибыл и еще один специалист по тамбовской избирательной системе — Андрей Малютин.

Доселе Пучнин был известен лихими результатами на родной Тамбовщине. Там был достигнут самый высокий в России процент голосования на дому. В марте 2011 года вне участков голосовали 18% избирателей, а через год уже почти 20%. В результате: из 50 депутатов Тамбовского областного собрания 42 представляют партию власти. На думских выборах у единороссов 65% голосов, на президентских Путин набрал 73%. Представитель президента по Центральному округу Георгий Полтавченко заметил способного тамбовского парня и взял его в Петербург.

Свою уникальную технологию интенсивного досрочного голосования Пучнин привил от тамбовского дичка к благородному петербургскому растению. Теперь голосуем по–тамбовски, друзья. Начальники ТИКов и УИКов бегут с бюллетенями по пожарным лестницам, пенсионеров и бюджетников завозят к участкам автобусами. Наблюдателей, посмевших возражать, гонят в три шеи: тамбовский волк им товарищ.

Ход выборов укладывается в систему мнимостей нынешнего Смольного. О внешнем правдоподобии даже не заботятся, белое называют черным не поперхнувшись. Крестный ход по Невскому из 5–тысячного (что легко видно на любой фотографии) превращается в устах власти в 90–тысячный. Дела заменяются бесконечными планами: со времен "Интенсификации–90" не было ничего более раскрученного и нереалистичного, чем "Стратегия экономического и социального развития города до 2030 года".

Начальство считает свою работу своеобразной игрой, думает повторением однообразных и бессмысленных ритуальных мантр заменить деятельность. Посмотрите, насколько эффективнее и успешнее Смольного работает правительство Москвы или Ленинградской области!

До поры до времени мы делаем вид, что начальство о нас печется, а они и рады. Действительно, ни мы им, ни они нам почти не мешают. Вечная российская история, брежневская поэтика.

Кончится, однако, как в андерсеновском "Новом платье короля": "Да ведь он голый!" — закричал вдруг какой–то маленький мальчик. И королю стало жутко: надо же было довести церемонию до конца! И он выступал под своим балдахином еще величавее, и камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было".