"Выходной Петербург". Стенли Прузинер: "Битва с раком выигрывается прямо сейчас"

Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине Стенли Прузинер о реформе Российской академии наук и системе финансирования американской науки, а также о том, в какой области медицины следует ждать важных открытий.

Потомок еврейских иммигрантов из Российской империи профессор Прузинер получил Нобелевскую премию в 1997 году за открытие прионов, которые являются причиной нескольких смертельных заболеваний головного мозга, таких как болезнь Альцгеймера.
Как вы пришли в науку, какой у вас был мотив?
— Я по образованию химик, всегда хотел заниматься исследованиями. И когда я, молодой человек, начал ими заниматься, я подумал: разве это не мечта, чтобы тебе платили за то, чтобы ты решал интересные тебе загадки? Какой прекрасный образ жизни! Так я и оказался в медицине.
Какова была цель вашего приезда в Петербург?
— Первый раз я приехал в Петербург 9 лет назад по приглашению Жореса Алферова для участия во встрече лауреатов Нобелевской премии. Я рад возможности вернуться сюда, к тому же мне хочется обновить мой интерес к личности Петра Первого. Меня очень интересует этот человек и Петербург — важнейший центр мировой истории.
Слышали ли вы о реформе Академии наук, которая проводится сейчас в России?
— Вы имеете в виду научную реформу? Мне об этом рассказывали. Речь идет об управлении наукой и о том, чтобы бюрократы, а не ученые возглавляли этот процесс.
Я об этом слышал, но что я могу сказать?
Как наука организована в США, где вы работаете? Какой контроль за наукой у вас осуществляет правительство?
— Науку у нас финансирует федеральное правительство — через Национальную научную ассоциацию, через Национальную ассоциацию здоровья, через НАСА. Эти организации являются главными источниками финансирования науки в США. Деньги этим агентствам выделяются конгрессом, и сумма ассигнований также определяется конгрессом. Так что вопрос финансирования науки решается законодателями, а не учеными. Есть индивидуальные гранты, которые ученые получают на основе решений, принимаемых группами, составленными из их коллег (peer review groups), то есть на основе анализа независимых экспертов. Но администрированием этих грантов также часто занимаются не ученые.
Какого сорта самоуправление имеют ученые в США? Может быть, через ученые общества?
— Нет, ученые общества почти не имеют к этому отношения. Есть группы независимых экспертов, которые управляются правительственными агентствами через ученых, которые работают не на правительство, а на университеты и институты по всей стране.
Нет какого–то одного простого способа осуществлять такое администрирование. Я думаю, ученые должны участвовать в распределении денег, но, если бы меня спросили: "Ученые — это лучшие администраторы?" — я бы, по всей вероятности, ответил: нет. Получаются ли лучшие управленцы наукой из профессиональных администраторов? Вероятно, тоже нет. Это чрезвычайно сложная область, пропитанная к тому же симпатиями и антипатиями личного характера. Все определяется личными качествами этих людей.
А в какой стране мира есть система управления наукой, которую вы сочли бы идеальной или близкой к идеальной?
— Нет такой страны. И причина в том, что это так сильно зависит от человека! Бывает, что за работу по администрированию берется человек без какого–либо научного прошлого, но это великолепный политик, и он делает прекрасную работу! А бывает, потрясающих результатов добивается ученый. Нет идеальной формулы.
В вашей научной области, медицине, большой бизнес, по всей вероятности, также является важным действующим лицом, которое пытается повлиять на направление науки?
— Нет, я бы так не сказал. Да, бизнес может участвовать, давать деньги, но он не влияет на главные направления правительственного финансирования ученых.
Главное, без чего нельзя обойтись, заключается в том, что нужно поддерживать фундаментальные исследования. Если вы не финансируете фундаментальные исследования, то теряете научную основу нации, и если вы теряете это, то теряете блестящих молодых людей, которые уезжают в другие страны, находят другие места на планете, куда они могут мигрировать, чтобы заниматься наукой. Так что в интересах российского народа предоставлять столько средств, сколько возможно, молодым людям и профессорам, которые учат молодежь.
Также в интересах народа заставить науку работать, потому что именно наука стоит за новыми технологиями. Все технологии приходят через науку. А без новых технологий любая страна будет отставать все сильнее и сильнее.
Насколько наука популярна среди молодежи в Соединенных Штатах? Вы чувствуете недостаток интереса к серьезным исследованиям?
— Напротив, я чувствую огромный интерес к науке. Печально, что мы в Соединенных Штатах вкладываем в науку недостаточно средств! У нас нет формулы, которая позволяла бы вкладывать адекватное количество денег.
Страна развивается циклами: после периода процветания наступает период рецессии, и во время рецессии наука финансируется по остаточному принципу, мы видим огромные сокращения научных бюджетов. Это нельзя назвать здоровым подходом, это плохо для страны, это плохо для народа, это плохо для всего мира. Наука — это то, что делает планету все более пригодной для жизни, она улучшает жизнь людей.
Каков средний возраст ученых в вашей области?
— Не знаю. Не имею представления. У нас есть ученые всех возрастов.
А каков приемлемый возраст, когда ученые могут уходить на пенсию?
— В 1970 – 1980–е годы в Соединенных Штатах можно было сказать ученому, который находится на пике своей интеллектуальной активности, но которому было 55, или 60, или 65 лет: все, ты не можешь больше работать. Но эта практика больше не применяется, предельного возраста нет.
У нас часто говорят, что академики слишком стары, чтобы совершать научные открытия.
— Конечно, вне всякого сомнения, это случается, некоторые люди слишком молоды, чтобы совершать открытия. А некоторые, напротив, слишком стары, чтобы совершать открытия. Но, по–моему, возраст — это фактор, который можно истолковать и так, и этак, к тому же мы сейчас переживаем революцию, связанную с процессами старения.
Планета меняется весьма радикально в этом отношении. В странах, где уровень рождаемости снижается, число пожилых людей стремительно растет. В развивающихся странах уровень рождаемости может расти и население может удваиваться каждые 30 лет, но в развитых странах мы переживаем противоположные процессы. И нам нужно понять, как мы можем комбинировать эти процессы, как задействовать в экономике этих пожилых, но в то же время высокопродуктивных и знающих людей. Если, конечно, они захотят трудиться. Ведь если снизить человеку возраст выхода на пенсию до 45 лет, он бросит работу! Правильно? У многих людей ужасная работа, им не нравится то, что они делают.
В какой области нам следует ждать самых важных открытий в медицине?
— Нет одной такой области, таких областей много. Рак, сердечные заболевания, заболевания мозга — вот самые большие убийцы. Сердце, рак, мозг — вот важнейшие проблемы. Появляется множество лекарств, которые лечат болезни сердца, но еще не так много открытий в области болезней мозга. Здесь еще много работы.
Будет ли одержана победа над раком?
— О да, конечно! Она выигрывается прямо сейчас, в последнее время в этой области наука очень сильно продвинулась!