Это прежде всего свобода выбора

В одном из ваших номеров артисты выводят из зала на сцену несколько зрителей, в том числе немолодых, и танцуют с ними. На гастролях "Батшевы" в Петербурге Мариинский театр в конце взорвался бешеной овацией. Есть разница в том, как в этом номере участвуют и как на него реагируют в разных странах?

— Нет, на самом деле публика воспринимает эту историю достаточно одинаково. Мы ведь устанавливаем связи — но это связи не между Израилем и Японией или между Израилем и Россией, они происходят не на национальном и географическом уровне, тут нет этих коннотаций. Это связи между людьми в их личном, интимном пространстве. Люди ведь поначалу стесняются, может быть, скрывают свою неуверенность в чем–то, а потом начинают доверять друг другу, раскрывают себя через свой облик, через удовольствие от танца. И скажу вам, что у нас дома в Тель–Авиве пожилую даму, которую мы среди прочих всегда находим в зале и которая уходит со сцены последней, в луче света, провожают такой же овацией, как это было в России и всех остальных странах.

В этом же номере зоны импровизации со зрителями, которые ведут себя непредсказуемо, перемежаются поставленными танцами, которые артисты исполняют, оставив своих партнеров из публики. Как удается склеить такой сложный коллаж?

— Этот номер основан на некой сети безопасности, которую я как бы набрасываю на своих танцовщиков. Они уверены в том, что делают, — я вселяю в них эту уверенность. Мои артисты могут ошибаться, даже падать — это неважно, потому они абсолютно точно знают, что делают в каждый момент. Ведь импровизация основывается на четкой системе правил, в ней не только эмоции, динамика, но и точно просчитанная структура. Поэтому мои артисты, руководствуясь этими правилами, и могут так свободно импровизировать — и входить назад в рамки жестко поставленного танца.

Принято думать, что есть национальная предрасположенность к искусствам или видам спорта: немцы — музыканты, итальянцы — певцы, бразильцы — футболисты и т. д. Израиль — один из мировых лидеров в современном танце. Почему ваша земля родит таланты именно в этой области?

— Во–первых, сама идея насчет того, что можно подразделить разные народы по их соответствию какой–то деятельности, может быть, и правильна с точки зрения статистики, но неправильна, если посмотреть на реальность в каждом конкретном случае. Да, немцы — хорошие музыканты, но это не значит, что поляки хуже, просто, может быть, у них нет такой культуры обучения музыке, каждый родитель не считает обязательным отправлять своих детей в музыкальную школу. И наоборот: возможно, немцы от природы и не наделены такой уж выдающейся музыкальностью, но их культура учиться музыке вывела их на мировой уровень. Индивидуальная предрасположенность к чему–то вовсе не означает предрасположенности всей нации. Было бы интересно провести исследование среди детей из разных стран — я думаю, оно бы выявило, что музыкальность связана с генами, с восприимчивостью к музыке, но никак не связана с национальностью. То же самое и с футболом: в некоторых странах он отнюдь не национальный вид спорта, там в футбол не играют, но не исключено: если дать им мяч, они вдруг окажутся лучше всех. Вот, например, итальянцы считаются лучшими певцами, однако мой любимый оперный певец из Финляндии.

Что касается современного танца — в России есть богатая музыкальная традиция, классический балет, поэтому contemporary dance уделяют меньше внимания, здесь меньше намерений его производить. А в Израиле эти традиционные искусства не развиты, но зато у нас есть пустыни — огромное пустое пространство, и, думаю, как раз эта пустота породила современный танец. А не то, что мы едим, или наши гены, или еще что–то. Хотя должен оговориться: у нас есть очень много и плохого современного танца. Талантливых людей найти трудно. Все идет от индивидуальности артиста, и главная задача хореографа — раскрыть эту индивидуальность.

По каким критериям вы выбираете артистов для "Батшевы"?

— В нашей компании есть так называемая молодежная группа, студия, в нее идет конкурсный отбор. В результате просмотра мы принимаем очень молодых людей, они учатся 2 – 3 года, все это время я за ними наблюдаю — и выбираю из них тех, кто может войти в основной коллектив.

Мне нравятся люди с большим внутренним потенциалом, у которых есть сокровище в душе. Может быть, они еще не всему научились как танцоры, но я вижу, что в них есть креативность, идет богатая внутренняя жизнь, — именно это служит руководством для моего выбора.

В программе, показанной в Мариинском театре, был номер, где артисты обоего пола по очереди задирали футболку, демонстрируя часть торса. В Израиле я видел вариант этого номера, где они спускали трусы и показывали гениталии. У вас есть какие–то табу — или на сцене возможно все, если это продиктовано художественной необходимостью?

— Конечно, никакой цензуры у нас нет и быть не может.

Имею в виду внутренние ограничения.

— Разумеется, у меня и у моей компании есть свои правила, свой моральный кодекс. Но я бы не сказал, что это что–то наше личное — это универсальная этика, которой подчиняются все нормальные люди. Свобода ведь не означает вседозволенности. Свобода — это прежде всего свобода выбора. А мой выбор обязательно хорошо продуман, он очень зрелый.