Владимир Путин решил поговорить о ситуации в Сирии с народом, но не с российским, а с американским. Вежливое и уважительное обращение президента к чужой нации заметно отличается от привычных способов его взаимодействия со своей нацией.
Владимир Путин решил поговорить о ситуации в Сирии с народом, правда, не с российским, а с американским. Перевод полного текста его опубликованной в четверг статьи в New York Times вы можете прочитать здесь.
В целом Путин повторяет все уже высказанные ранее мысли: химическое оружие в Сирии применяло не правительство, а оппозиция, вторжение без мандата ООН недопустимо, оно приведет не к решению проблемы, а к появлению новых проблем. Однако есть в этой публикации и некоторые новые интересные нюансы.
Прежде всего интересен сам факт обращения к нации. К российской нации Путин обращается только на Новый год, да еще в инсценированных "прямых линиях", а статьи в газеты с объяснением своих мыслей пишет только накануне выборов. Поговорить по-человечески и объяснить свои мысли он счел нужным с американцами, а не с россиянами.
Интересен и выбор СМИ: New York Times — не элитная газета, а газета, которую читает американский средний класс. К нему-то и обращается президент России. Если бы целью Путина было воздействие на элиты, статья появилась бы в Washington Post. Но его интересовали "простые американцы".
То же можно сказать и об аргументации Путина. Из всех мировых лидеров — своих единомышленников по сирийскому вопросу он упоминает только Папу римского, обращаясь тем самым к католическому большинству населения США и американского среднего класса.
Завершение статьи — словно ремарка на тему известного изречения, упоминаемого на американских банкнотах — In God we trust: "Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось. Есть государства большие и малые, богатые и бедные, с давними демократическими традициями и те, которые только ищут свой путь к демократии. И они проводят, конечно, разную политику. Мы разные, но когда мы просим Господа благословить нас, мы не должны забывать, что Бог создал нас равными".
Вторая основная апелляция — к понятию закона, не менее важному для Америки: "Мы исходили и исходим из того, что в современном сложном и турбулентном мире сохранение правопорядка — один из немногих рычагов, способных удержать международные отношения от сползания к хаосу. Закон остается законом. Его исполнение обязательно всегда — независимо от того, нравится это кому-то или нет".
Едва ли кто-нибудь будет спорить с этим высказыванием. И вместе с тем едва ли кто-нибудь согласится с тем, что это высказывание справедливо в отношении, скажем, российской политики или экономики. Там, где у Владимира Путина есть личные интересы, понятие закона для него как будто вторично. Зато, как только апелляция к этому понятию становится выгодным, эта апелляция непременно появляется.
Словом, Владимир Путин написал статью в газету, которую читает средний класс, и, обращаясь к читателям как к равным, уважительно, он тщательно объясняет свои аргументы, строя доказательства на апелляции к тем ценностям, которые разделяет аудитория. Вот только читатели эти — американские, а те же требования — соблюдать заповеди, законы и быть справедливыми — к себе самим предъявляются почему-то не всегда.
