Хурма

 

Хурма — фрукт противоречивый: пока она румянится красивыми оранжевыми боками, есть невозможно — вяжет, а как по морозцу теряет товарныйвид — тут и обретает приятность вкуса. Так же противоречив Тбилиси…
Хурма как раз мерзла, как положено, на ветвях, на повороте улочки, ведущей в гору, огромный дядька торгует каким–то местным лакомством. Заслышав русскую речь, устраивает братание: мол, наконец–то, а то надоели всякие англичане–французы. Мы — это петербургский театр "Мастерская". Оказывается, еще позапрошлый руководитель городского комитета по культуре внял сетованиям, что отсутствие гастролей нарушает нормальное кровообращение между театрами, и комитет выделил грант, благодаря которому "Мастерская" дважды показала спектакль "Старший сын" на сцене Театра Марджанишвили.
Театр спроектирован прекрасно и содержится в порядке. Чего не скажешь о городе. На фешенебельном проспекте Давида Агмашенебели — свежеотремонтированные фасады, но даже во дворы этих домов не надо заходить, чтобы увидеть,что там ничего не чинили где–то с XIX века. Притом красуются новый Дворец юстиции, похожий на выводок гигантских опят на пне, и огромный портик президентского дворца.
Немолодой гид не без злорадства сообщает, что новоназначенный премьер уже убрал ночное освещение портика, которое жрало немерено электричества. Вообще, грузины, с которыми довелось общаться, президента иначе как "этот сумасшедший" не называли.
В Тбилиси общие места обретают свежую сочность. Ни с одной из культур бывшей империи русская не связана так, как с грузинской. Что бы по этому поводу ни думали глупцы, пытающиеся нас поссорить. "Горячий железо–серный источник лился в глубокую ванну, иссеченную в скале. Отроду не встречал я ни в России, ни в Турции ничего роскошнее тифлисских бань" — как описано в "Путешествии в Арзрум",так источник и льется, и эта струйка соединяет тебя с Пушкиным.
Даже вопрос русской привратницы, заданный мне после всех инструкций по приему ванн: "Девушку не желаете?" — прозвучал парафразом пушкинского "Сегодня вторник, женский день. Ничего, не беда" — "Конечно, не беда", — отвечал я ему".