"Ромео и Джульетта" в Михайловском театре.
Начо Дуато сочинил этот балет на музыку Прокофьева для своей испанской труппы в 1998–м, сейчас состав увеличен, спектакль заново обставлен и одет (дивные стилизованные под Ренессанс костюмы Ангелины Атлагич), но, судя по тем фрагментам первой постановки, что есть на YouTube, текст, в общем, не сильно изменился. И 14 лет назад сильные и слабые стороны хореографии Дуато были теми же.
Предыдущие его работы в Михайловском, балет которого он возглавляет уже второй год, распадались на две части. Когда Дуато говорит на своем оригинальном пластическом языке, вполне проявляется самая замечательная сторона его дарования — музыкальность. Тогда хореография становится овеществленной музыкой, от нее неотделимой. Когда же он вторгается на поле классики, не слишком ему послушной, получается необязательно: можно это движение заменить на то, вместо этой комбинации поставить другую — ничего не изменится. Так вышло и с прошлогодней "Спящей красавицей", и с нынешними "Ромео и Джульеттой".
Сценограф Джаффар Чалаби закрыл арьерсцену ребристой поверхностью–трансформером, в ней может открыться проем любой формы — например, патер Лоренцо появляется в просвете в форме креста. А в сцене у балкона Джульетта сначала в окне, потом из четырехугольника двери появляется только рука, Ромео бросается к ней, вытаскивает за эту руку робеющую девочку. В какой–то момент он пытается ее поцеловать, но она смущенно отстраняется, а в финале дуэта увлекает его с собой за дверь — и только там, судя по тому, как он, выйдя, потирает губы, наконец украдкой целует. Эти детали взаимоотношений куда убедительнее и правдивей, чем перемежающие их арабески, верхние поддержки, туры, жете, совместные пробежки с плащом и пр.
Точно так же знаменитый танец рыцарей на балу — никакой: в музыке устрашающая поступь, на сцене —достаточно произвольные телодвижения мужского состава, да еще и на заднем плане в этот момент Ромео разнообразно вожделеет к Джульетте, так что не знаешь, куда смотреть. Зато народный танец пятой картины, где горожане берут в руки платки, поставлен на фирменном дуатовском языке, без всякой неоклассики, — и сразу все становится увлекательным. Как и сцена, где Джульетта принимает роковое снадобье, — одно из самых потрясающих мест этой гениальной партитуры: являются два персонажа в зеленом (в программке — "Зелье") и танцуют с Джульеттой странное, завораживающее, царапающее трио. Но это ведь так психологически точно: овладевающий нами изнутри препарат мы воспринимаем как нечто от нас отдельное, внешнюю силу…
Разумеется, в этой премьере больше всего интриговали Наталья Осипова и Иван Васильев в заглавных партиях. Осипова, конечно, прирожденная Джульетта: девчонка–сорванец, с необычайной естественностью ломающая грацию классических линий хулиганскими стопами утюгом и бытовым шагом в невыворотной шестой позиции. Роль у нее сделана отменно, все ее легендарные невесомые прыжки и вихревые вращения с ней, но…
Коллега, сидя в ложе над оркестром, растрогалась слезами на глазах Леонида Сарафанова, танцевавшего Ромео накануне. Мне из второго яруса слез Ивана Васильева или Натальи Осиповой, если они и навернулись, видно не было, но, судя по реакции зала, ничего такого не заметили и зрители первых рядов партера. Во всяком случае то магическое электричество, которое наполняет театр, когда на сцене эта пара, по какой–то необъяснимой причине не заискрило, и овации, устроенные преданными поклонниками своим кумирам на поклонах, оказались самой эмоционально горячей точкой в целом тепловатого спектакля.
