Субфебрильная температура

Ждавшие чего-то в том же роде не обманулись. Все фирменные черты предыдущих двух опусов режиссера Романа Смирнова в Театре на Литейном есть и в «Жаре». Веселое варево из всяких музык: от жесткого рока и лирических баллад до густопсовой попсы. Сами играют, сами поют. Актеры лепят не психологически достоверные характеры, но маски с заостренными, часто до гротеска, чертами. Разница же в том, что «Квартирник» и «Тень города» -- коллажи, где песни, драматические сценки, монологи соединены согласно поэтическому ритму и логике музыкальной композиции.

«Жар» поставлен по киносценарию Татьяны Москвиной «Конечно, Достоевский». Его тоже можно отчасти назвать коллажем: автор собрала темы, мотивы, характеры романов Достоевского и перенесла их в Петербург середины нулевых (примерно то же самое проделывал и Борис Акунин, как бы выжимая эссенцию из автора и жанра). Сложился эдакий пазл-угадайка: вот Раскольников, вот Кириллов из «Бесов», тут пошлый черт, явившийся Ивану Карамазову, а здесь пачку евро в окно выбрасывают в подражанье Настасье Филипповне, швырнувшей, как мы помним, сто тыщ в камин.

Однако этот гипертекст -- не просто череда картинок, он имеет прихотливый хитросплетенный сюжет. Будь сценарий экранизирован, кадр сам по себе обозначал бы место действия. У Смирнова единая установка на весь спектакль: через авансцену протянуты двухъярусные леса с проемами в настиле. Они позволяют изобретательно и динамично работать с пространством. Но в калейдоскопической смене эпизодов даже читавший «Конечно, Достоевский» не всегда поспевает уловить, где происходит дело и кто тут кому дядя. Флешмоб (так обозначен жанр в программке) флешмобом, однако ж хорошо бы и историю внятно рассказать. Кроме того, актеры изображают персонажей, изображающих персонажей Достоевского, и эта двойная оптика у некоторых дает пародийный результат. Тем более что действие, как обычно у Романа Смирнова, обильно сдобрено танцами, зонгами, трюками и фокусами, подчеркивающими условность происходящего (например, дохлая собака -- игрушечная кукла).

Москвина -- прирожденный публицист, остается им и тогда, когда пишет роман или киноповесть. Эстетика спектакля выигрышно подает как раз сильные публицистические места, например, монолог матери арестованного юного политического борца или репризы нагрянувшего в СПб черта, названного Иваном Космонавтовым (Александр Безруков). Главное украшение спектакля -- Вячеслав Захаров в роли 104-летнего адвоката Иеремии Брауна.

Захаров, один из интереснейших современных актеров, обладает уникальной способностью создавать абсолютно индивидуальную ткань роли, сотканную из парадоксов, прихотливейшей интонационной мело­дики, поразительных крупных планов: каждая гримаса и взгляд буквально впечатаны. В эту ткань он вплетает несколько виртуозных этюдов на тему телесного распада.

Весьма редко, сидя на спектакле, про себя просишь его не кончаться. Вот и тут на два долгих акта немало тепловатых длиннот, так что средняя температура повышенная, но не до жара. Где-то 38.

Дмитрий Циликин, журналист