Реальный кризис

В начале этого года США и главные страны Запада пришли к выводу, что можно объявлять о конце кризиса. Не тут-то было. В мае начинается долговой кризис в Греции. В июне в США возоб­новляются программы господдержки. Европейский­ ЦБ впервые в своей истории начинает закупать государственные облигации у проблемных стран. Создается внутриевропейский фонд поддержки. Все эти действия фактически говорят о том, что Европа и США признали провал прежней антикризисной стратегии. И дальше, начиная с июня, возобновляют работу печатные денежные станки.­ Мы это хорошо видим сегодня: денежная эмиссия выливается в безудержный рост цен на нефть и металлы.

Но чем чреват рост цен на нефть и металлы? Инфляцией. Это означает, что у реального сектора растут издержки, так как он вынужден больше тратить. А увеличить свои доходы он не может: спрос по-прежнему ограничен. В итоге рентабельность реального сектора стремительно падает. И США неизбежно ждет повторение событий 2008 года. Только теперь очагом возгорания станет реальный сектор, а не банки. Если посмотреть статистику американского ВВП, вышедшую в конце июля, хорошо видно, что самый большой рост идет в графе «запас». Как только станет понятно, что склады заполнены под завязку, начнется очередной спад. Некоторые эксперты уже сейчас говорят, что, начиная с III квартала, США ждет новая рецессия. На самом деле то, что они называют рецессий, -- это инфляционный эффект, результат антикризисных мер.

Выгодное молчание

Почему же никто об этом не говорит? Глупо же молчать. Казалось бы, нужно обсуждать, обсуждать и обсуждать. Нет, молчание.

Дело вот в чем. Любая система порождает людей, которые от нее проигрывают и которые от нее выигрывают. И те, кто выигрывает, -- они хотят, чтобы все продолжалось как раньше. Кто же выигрывает в рамках той системы, которая возникла в начале 1980-х и существует до сих пор?

Доля финансового сектора за последние десятилетия увеличилась в 2 с лишним раза и приблизилась к 50%. 50% всей прибыли, которая образуется в экономике, 50% всего совокупного общественного пирога достается только одному сектору, который сам при этом ничего не производит. Сектору, доля которого до Второй мировой войны не превышала 10%.

За последние 30 лет вся политическая элита мира росла на деньги финансового сектора. И в этой ситуации у реального сектора шансов нет, все правила задает финансовый сектор. Решить проблему в рамках нынешней политической системы нельзя, потому что политическая машина работает на банки.

Михаил Хазин, президент компании «Неокон»