Раскрутка оперных див сродни рекламе кетчупа

Помимо творчества современному артисту нужно думать и о том, чтобы билеты на спектакли продавались. Вас, наверное, тоже беспокоит коммерческая составляющая искусства...

— Ничего подобного, поэтому я очень много теряю. Только благодаря тому, что моя дочь Наташа подросла и она мне помогает (она полностью взяла на себя обязанности моего агента) — только благодаря этому все возможно. До этого я просто пела, и все. Моя дочь — родной человек, никогда не обманет, кровью своей за меня заплатит, грудью встанет в любой момент. У меня к ней сестринские чувства.

В ХХ веке произошел отрыв оперы от массового искусства. Ведущие мировые театры стремятся вернуть зрителя в театр. Оправданы ли эти попытки?

— Опера — единственный жанр, недоступный для телевидения. Я обожаю смотреть «Ледниковый период» и вижу, что актрисы и актеры становятся на коньки и за 2–3 месяца вдруг начинают делать сложные вещи. Но есть «Танцы со звездами», есть цирк со звездами, а оперного пения со звездами нету. Это невозможно. Оперному пению научить за месяц–два невозможно.

У вашей коллеги Анны Нетребко эксклюзивный контракт со звукозаписывающей компанией «Дойч Граммофон». У вас есть с кем–нибудь подобный контракт?

— Нет, у меня никогда такого не было. С одной стороны, это счастье, когда тебя берут и раскручивают. Но они раскручивают только 5 лет, и потом ты должен доказать, что действительно чего–то стоишь. Аня это доказала, ее действительно любят во всем мире. Не хочу называть других певцов, которых раскручивал «Дойч Граммофон» — десятки их, чтоб не сказать сотни, — и ничего. Вы даже их имена не знаете. А некоторых брали, покрутили–покрутили, говорили: лучший в мире баритон, лучшее сопрано, меццо–сопрано — ну и что? Это как реклама кетчупа. Сегодня говорят: этот кетчуп лучше, завтра будет совершенно другой кетчуп.

Если тебя показали, ты должен в этот момент зажечься и гореть. Ане это удалось. Это очень тяжело, но она это сделала. Но есть другой путь, когда ты все делаешь сама. Это длинный путь, зато никто тебя не может сковырнуть в один день: перестали писать, и все о тебе забыли. У меня много записей живых спектаклей, из «Ла Скала» только шесть, из «Метрополитен» три или четыре, из Вены, из Парижа.

Но институт звукозаписывающих фирм сегодня себя уже изжил, потому что любой человек может записать на диктофон, отдать технику — и завтра у него уже диск.

Но все стремятся к сверхидеальному качеству...

— Это такая дурь... когда в этом суперидеальном качестве они нарезают по одной нотке, клеят и потом, на мой взгляд, в этой записи нет ни сердца, ни жизни, ничего нет.

Я предпочитаю: пусть будет ошибка, но это будет запись живого спектакля.

Оперная дива Мария Гулегина знает, как преподносить себя так, чтоб «никто тебя не смог сковырнуть в один день».

Фото: итар–тасс