Андрей Звягинцев: кризис киноязыка - всеобщий

Автор фото: Итар-Тасс

Режиссер Андрей Звягинцев рассказал, зачем американцы ходили на "Ночной дозор", поведал, что будет в мировом и Российском кино через несколько лет и признался, что не знает, для кого делает свои фильмы.

Андрей Звягинцев, снявший фильмы "Возвращение" и "Изгнание" — самый неуверенный в себе российский кинорежиссер, обладатель двух высших наград Венецианского кинофестиваля, ретроград, не владеющий английским и только недавно освоивший Интернет, флегматик с внешностью бухгалтера — приехал в Петербург, чтобы возглавить жюри на фестивале "Начало".
"ДП": Андрей, раз уж мы встретились на кинофестивале "Начало"... Сейчас много разговоров о "новой волне российского кино". Вы на стороне тех, кто верит, что она порадует мир, или нет?
Андрей Звягинцев: Есть такая надежда, что нарождается что-то новое. Выходцы из "новой драмы", целая плеяда молодых драматургов, взялись за кино, а значит, у этого поколения возникла потребность сказать что–то посредством киноязыка. Вырыпаев, Сигарев... Думаю, и еще кто-то появится и прибавит к уже сказанному Хлебниковым, Хомерики и Попогребским что–то свое. Так, глядишь, и народится "новая волна". Кто знает? Мне показался интересным фильм Сигарева. Очень сильное событие. Пока это еще заснятый театр, но шаг–другой, и этот бесспорно талантливый человек войдет в кино...
А когда говорят, что молодым сейчас нечего сказать… Мне кажется, кризис киноязыка — всеобщий. И Европа в этом плане испытывает не лучшие времена. Вы можете назвать хоть одно серьезное кинособытие Андрей Звягинцев: кризис киноязыка - всеобщийАндрей Звягинцев: кризис киноязыка - всеобщийза последние 10 лет в итальянском или французском кино? Кризис касается всех. Закон сохранения энергии, или, можно сказать, "закон новой волны" — всплеск приходит на смену спаду. Так было всегда и во всем. Я думаю, нужно дать время, и тогда обязательно сформируется что–то новое. И, возможно, мы назовем это "новой волной".
Честно говоря, я над подобными темами никогда не задумываюсь. Вот сейчас пытаюсь что–то такое сформулировать, но понимаю, что у меня своего мнения на этот счет мало–мальски интересного, заслуживающего внимания, попросту нет.
"ДП": В мире имидж нашего кино связан с Тарковским, Параджановым, Сокуровым. Наше авторское кино завоевывает призы на кинофестивалях. Почему наше коммерческое кино там не нужно?
Андрей Звягинцев: Кому нужны чужие помидоры, если на грядке растут свои. Мне кажется, имидж любой кинодержавы связан именно с авторскими работами. Любой, кроме Америки, где коммерческое кино давно стало авторским почерком. Что же до российского коммерческого кино, то даже при условии, что фильм удался, он будет интересен только внутри своей страны, потому что наше коммерческое кино по преимуществу — это даже не эпигонство, а калькирование успешных образцов.
Мы подражаем Голливуду и полагаем, что это правильный путь. Зачем мы европейцам, если у них в изобилии представлен Голливуд в оригинальном исполнении, а не в виде суррогата и если вдобавок есть у них еще память о "золотом веке" кино, которым была привита мощная инъекция против дурновкусия. Слышал чье–то мнение, что в Америке на "Дозор" ходили как на курьез, посмеяться над вампирами из России.
"ДП": Но говорят, что российское кино либо очень авторское, которое вообще не думает о зрителе, либо полный ширпотреб. Нет середины...
Андрей Звягинцев: Я что–то не могу припомнить такого уж замороченного кино… Но я убежден, что режиссер не должен думать о зрителе. И причина, по которой я так считаю, весьма проста и убедительна. Как мне кажется. Невозможно представить себе, кто будет этим зрителем. Если говорить о биомассе, об обывателе, которого большинство, о людях, которые не хотят лишний раз подумать, то таким зрителем меньше всего хочется интересоваться. А хочется держать ответ перед людьми, которые пытаются задать вопросы самим себе, миру…
"ДП": Некоторые режиссеры, наоборот, стремятся быть ближе к людям...
Андрей Звягинцев: Я не знаю, чем продиктована такая позиция: желанием быть поближе к народу или невозможностью перепрыгнуть через себя, пойти дальше. Я не знаю, лукавят или сами себя обманывают те, кто говорит, что делает кино для зрителя. Не понимаю, для какого такого зрителя нужно делать кино?
Назовите его имя, адрес, профессию... Представьте себе, что вы на сцене кинозала, из аппаратной на экран бьет проекционный луч, и он слепит вам глаза, а в зале тысячи человек и вы их лиц не видите. Вот так и со зрителем: вы знать не знаете, кто будет смотреть ваш фильм. Поэтому, когда делаешь кино, нужно разговаривать только с самим собой.
"ДП": Что вас заставляет разговаривать с самим собой?
Андрей Звягинцев: Потребность какая–то необъяснимая. Лучше мне об этом и не задумываться. Чтобы в роли сороконожки не оказаться.
"ДП": Вы в зрелом возрасте пришли в кино, первую картину сняли в 38 лет. И признание пришло почти мгновенно, можно сказать, слава свалилась как снег на голову.
Андрей Звягинцев: Как снег на голову — это не совсем так. Я–то был убежден, что мы сделали сильное кино, я чувствовал это. Еще за полгода до венецианского триумфа я видел глаза зрителей, которые посмотрели фильм впервые. Ночью в маленькой комнате сидели семь человек: Ирэна Лесневская, продюсер фильма Дима Лесневский, его секретарь, редактор телеканала, кто–то еще… Я ничего не понимал: что получилось, что не получилось.
Потому что, когда ты три месяца лепишь, словно из глины, фильм, ты уже настолько в нем, что становишься им сам. О себе самом помыслить что–то сложно, нужна дистанция. И вот в таком состоянии я пришел показать окончательную сборку. И, когда я увидел лица людей, смотрящих на экран, я понял, что произошло что–то значительное.
"ДП": А славы хотелось всегда?
Андрей Звягинцев: Славы?.. Путь достижения славы очень прост, и он есть у каждого — отстрели себе башку в режиме онлайн на веб–камеру, и сразу попадешь на страницы газет. Свои 15 минут славы как потенциальная возможность есть у каждого идиота...
Вы понимаете, когда делаешь кино, думаешь не о славе и не о фестивалях. Ты думаешь только о том, что ты хочешь сделать это, максимально выложив все, чем владеешь. И если тем временем ты будешь думать о почестях и наградах, ничего путного ты никогда не сделаешь. Это закон. Конечно, если судьба распорядилась счастливейшим образом и звезды сошлись так, что твоему фильму несказанно повезло, то да, следом приходит слава. Но эта слава не ради славы. Слава не может быть целью.
А если случилось, то это невероятное везение, потому что такая слава конечно же необходима. У тебя сразу появляется куча возможностей: можешь снять любое кино, найти любые деньги.
Только представьте себе, что вам Изабель Юппер говорит: "Нам просто необходимо с вами сделать фильм". Или когда твоими творческими планами интересуется Брэд Питт или Лаурентис... Со мной такое было, а раньше я об этом и мечтать не смел. В принципе, могло закружить голову так, что она бы и отвалилась. Запросто. Но, я надеюсь, со мной этого не произошло. Кажется, пока нахожу ее по–прежнему на своих плечах.
"ДП": Вы до венецианских львов и после: в чем разница?
Андрей Звягинцев: Если камушек бросил и он не отозвался из бездны, ты по–прежнему не уверен, что твой голос кому–то нужен, а тут ты говоришь слово, и пространство тебе отвечает. Естественно, преисполняешься уверенности в том, что то, что ты делаешь, правильно и необходимо людям.
"ДП": Вы сомневаетесь в себе?
Андрей Звягинцев: Когда тебе пространство дает такие авансы, то, в общем… Я сейчас подумал, что мне, наверное, все–таки полезно иметь признание, потому что сомнений хватает, и даже в избытке. А когда тебе говорят: не сомневайся и делай дальше — то как–то полегче, что ли, становится. Если я от чего–то когда–то и загнусь, так это от рефлексии.
"ДП": Многих интересует, как стать успешным. Причем сейчас важно не только быть успешным, но и гордиться тем делом, которое принесло успех. Так бывает не часто. Вам удалось. Как?
Андрей Звягинцев: Ответить не смогу. Рецепт ускользает, как только начинаешь его формулировать. Банальные вещи приходят на ум: быть верным себе... Ей–богу, не знаю... На одном мастер–классе меня спросили: что посоветуете молодым, ведь надо же оставить свой след в искусстве, открыть новое, ведь для этого мы и приходим?! На этот вопрос я ответит жестко: если за этим пришли, ничего не будет, ничего не откроете, ничего не найдете, никакого нового слова не скажете. Не может быть целью желание оставить след в истории кино. Не с того конца начинаете.
"ДП": Получается, если пресечь в себе желание оставить след в истории, нужно задушить в себе и амбиции. Успешный человек без амбиций — это какой–то феномен.
Андрей Звягинцев: Да, но амбиции должны быть другими: направленными на себя. Создать такие условия, чтобы не дать себе никакой слабины, никакой поблажки. Сейчас скажу банальную вещь — делать фильм как последний. Словно другого в твоей жизни больше и не будет. Нужно сделать самый совершенный фильм — разве это не амбициозный проект?
Если всякий раз, каждый день ставить себе подобную задачу–максимум, то ты невольно поднимаешься над рутиной, обыденностью или общим местом. Ставить задачу перед собой — победить леность, инерцию, традицию; заново что–то все время открывать для себя. Это очень общие слова, они, конечно, ничему, наверное, никого не научат в профессиональном плане. Но есть идеальная формулировка: делай то, что должно, и будь что будет. Не жди.
"ДП": Вы когда–то говорили, что человек всегда старается убежать от выбора, от поступка…
Андрей Звягинцев: Человек по природе своей как птица, которая уводит от гнезда врага: так же и человек убегает от выбора, потому что выбор ко многому обязывает. Я говорю, конечно, о выборе серьезном. Лучше по принципу: кривая вынесет.
Не ты создаешь вокруг себя жизнь, а она как–то сама тебя заносит в закоулки и русла. То есть я хочу сказать, что большая часть населения не совершает никакого выбора. Так, по мелочи: бутылку белого взять или бутылку красного.
"ДП": Кино — дело всей жизни?
Андрей Звягинцев: Мне кажется, да. Потому что счастье испытываешь необыкновенное... У меня в последнее время сильное стрессовое напряжение накопилось, буквально — ощущение заболевшего организма. И все потому, что уже два года ничего не снимаю. Но 1 октября, слава богу, стартуем.