Эдуард Бояков: "Место культурной столицы вакантно"

Культурная столица — это место, где традиция встречается с новаторством, где традиционная эстетика и традиционные ценности — то, что называется культурным наследием, — оказываются рядом с процессом создания будущего культурного наследия.

Мне кажется, что Петербург, преуспевая в первом, очень сильно проигрывает во втором.
Для меня очевидно, что в Питере нет той энергии, которая делает город столицей, делает его тем, чем был Париж конца XIX — начала ХХ века, когда там возникали колонии художников, начиная с импрессионистов и заканчивая сюрреалистами.
После войны всем было очевидно, что центр искусств — это Манхэттен, где тогда одновременно строились музеи выдающегося наполнения и при этом замечательной архитектуры.
В Питере сейчас нет этой энергии. Петербург не может предложить проекты современным художникам. Достаточно назвать имя Антон Адасинский. В Питере нет ни одного театра, который бы профессионально и качественно занимался современной драматургией.
В Питере нет ни одной площадки, которая была бы связана с современным танцем. Нужно создать конкурентов, нужно создать поле напряжения! Рядом с Мариинским театром существует несколько других театров под началом амбициозных людей разных профессий, которые хотят утереть нос Мариинскому театру на его территории.
А это бесполезно: все равно таких дирижеров, как Гергиев, и такой труппы, как труппа Мариинского театра, и в опере, и в балете создать невозможно. Конкуренция должна происходить совсем в другом формате! Конкуренция должна происходить между Гергиевым и, условно говоря, Адасинским — точно так же, как в свое время происходила конкуренция между музыкой до Стравинского и Стравинским.
На дягилевских "Русских сезонах" в Париже Стравинский сыграл премьеру "Весны священной", и это был один из самых больших скандалов за всю историю искусств. Так Дягилев и Стравинский, отважившись на это и оказавшись в ситуации скандала, изменили всю карту искусств XX века. Вот этого вызова, этого драйва, этой энергии, которая, очевидно, была у Дягилева и Стравинского, в Питере сейчас нет.
В Перми, где я работаю над большим театральным проектом, количество денег несопоставимо с количеством денег в Питере, плюс известно, что очень много федеральных денег идет на Петербург. Эти деньги тратятся исключительно на содержание существующих академических, музейных институций.
Факт остается фактом, что именно в Перми — не в Москве, и уж тем более не в Петербурге — расположен сегодня лучший, если не единственный музей современного искусства.
В Москве денег куча, но нет ни одного приличного музея современного искусства. Их пять–шесть, которые таковыми себя называют — музей Церетели, ГЦСИ и другие, но нет ни одного музея — настоящего, живого, с агрессивной, внятной, яркой политикой, с выставками мирового уровня! Через несколько дней в Москве откроется выставка "Русское бедное", которую Марат Гельман показал в Перми, и москвичам станет понятно, какого уровня проекты можно делать в обычном и достаточно бедном провинциальном городе.
Есть классический пример Бильбао — это депрессивный город в Испании, в Стране басков, в котором все было очень плохо, но, когда власти позвали Франка Герри и построили огромный музей, он изменил все, и теперь миллион туристов приезжает каждый год и каждый оставляет тысячу долларов.
Все недостатки Питера — это продолжение его достоинств. Петербург оказался заложником своего великого прошлого и не захотел осознавать, что поддерживать статус можно только каждый год, каждый день, предъявляя к самому себе претензии самого высокого порядка.