Почему на Невском снесено больше домов, чем разрушили фашисты

Приятель родился в Перми, однако давно жил в Голландии, я же работал в Лондоне. Идиллический городок на краю Шварцвальда был действительно удобен для встречи: туда летал дискаунтер Ryanair. А "полная программа" отсылала к европейской истории в той же мере, что и к русской: я был зван "на воды".
К водам в Баден-Бадене имело отношение два заведения: современный шалман, содержащий в названии что-то типа "spa", и старые термы Фридрихсбад, в которые мы и отправились.

Войдя внутрь, я остолбенел, а будь на моем месте Елена Батурина (испытывающая, как известно, сильные страдания при виде "ужасного состояния" венецианских домов) – она бы исстрадалась. Кафелю там было полторы сотни лет. Того же возраста толстенные трубы открывались при помощи не вентилей, а рычагов. Потолок выглядел так, как выглядит потолок, веками впитывающий дух минеральных солей. "Зато ты сидишь голой задницей на той же мраморной скамье, на которой сидели Достоевский и Тургенев, – сказал приятель. – А в новом spa кто? Одни ваши воры".

Не могу сказать, что тактильные ощущения от филейных частей Достоевского меня восхитили, но разницу между старым и новым я прочувствовал хорошо. Мы продвигались по термам минута в минуту по заведенному с XIX века расписанию, то погружаясь в горячий бассейн после прохладной парной, то в холодный после горячей. Банщики хватали за ноги для разворота на каменной мыльне и растирали какими-то пузырями, что мало походило на то, что я понимал под словом "массаж".

Под конец же мы перешли в последний зал, построенный, на манер римского Пантеона, в виде купола без окон, где тусклый свет вперемежку с дождем падал внутрь через отверстие наверху. Капли били о мрамор пола. Еще один слуга беззвучно схватил меня, спеленал простыней по рукам и ногам как младенца и уложил на подогретое ложе, накрыв байковым, как в детстве, одеялом. Я уснул невиннейшим сном в своей жизни.

Камни Старой Европы усилили мою любовь к Петербургу – единственному старому европейскому городу в России, который вообще по своей сути есть город золотого сна, декорация вымышленной прекрасной империи. И это было одной из причин, почему я не остался жить в Англии. Должно быть, ту же любовь чувствуют декораторы, не только закупающие для очередного ресторана стразы от Сваровски, но и трясущиеся над подлинными старыми кирпичами. Ведь эти кирпичи много чего видали и много кого знавали – от Достоевского до Мандельштама.

Тогда я еще не знал, что старый Петербург вскоре начнут уничтожаться с тем же буйством, с каким в 1990-х новые русские сбивали лепнину в протечках ради подвесных потолков. Создается впечатление, что при Матвиенко на Невском уже снесено больше старых домов, чем разрушили фашисты в войну, и это, к сожалению, вовсе не литературная гипербола. Многие объясняют уничтожение истории коммерческим интересом, но я порой думаю: а может, разрушители просто не видят, что Петербург – это Старая Европа? Не знают силы старых камней? Я и сам, плескаясь в термах в бассейне, спросил приятеля: а где же знаменитая баден-баденская минеральная вода? "Дурак! – был ответ. – Ты в ней сидишь".