На страницах приложения "Выходной" ("ДП" № 55) развернулся диспут о том, стоит ли спасать русский язык. От чего, от кого... Высказывались писатели, режиссеры, драматурги. Интересно узнать и мнение читателей.
Дмитрий Циликин, журналист: "Да русский весь состоит из исключений.
Иностранцу – носителю позитивистского сознания, взявшемуся за изучение этой
умонепостигаемой стихии, нипочем не растолкуешь, отчего плавать, но пловец. Да и
нашему лоботрясу-школьнику этого не объяснишь – и не надо. Зубри, малыш, где "о"
после шипящих – "шоколад, шоссе, шофер – вот и весь набор". Отличное упражнение
для ума! Заряжать мозги постановкой сложных числительных в творительный падеж
куда продуктивнее, чем очередной сладкой гадостью в блестящей обертке.
Периодически овладевающее властями желание спрямить правила грамматики (типа
хрущевских "заец" и "огурци") понятно: язык ведь выдает. Герцогиня отличается от
цветочницы выговором. Ты крутой начальник, в кабинете решаешь вопросы. Но вот ты
появляешься на экране, открываешь рот – и все пропало: из начальника ты
превращаешься в посмешище (вспомните хоть Владимира Яковлева, особенно в начале
его губернаторства). Значит, надо эту орфографически-орфоэпическую иерархию
похерить. Ни в чем так не проявляется аристократизм, как в речи. Правильно и
выразительно говорить и писать – высокое искусство. Потому плебеи всегда будут
стремиться истребить цветущее разнообразие".
Эдуард Бояков, режиссер, соучередитель фестиваля "Золотая маска": "У меня
есть твердое ощущение, что в языке что-то меняется глобально, меняется какая-то
база, какие-то самые важные вещи. Это связано с приходом иероглифического
сознания, и русский, как и остальные индоевропейские языки, приближается к
иероглифическим китайскому и японскому. Компьютерные смайлики – крайние,
комические проявления этих процессов... Главная проблема нашего времени и
искусства – дефицит реальности. Сегодня люди живут в вымышленном информационном
пространстве, в придуманном и навязанном им мире, где на их сознание
воздействует азбука знаков. Это и проблема массовой культуры, и вопрос
политических технологий, корпоративных стратегий".
Николай Коляда, драматург, режиссер: "Недавно делал покупку в одной солидно
выглядящей конторе. Все сотрудники ходят в галстуках и в костюмах с бейджами, на
которых написаны иностранные красивые слова: "менеджер", "лизинг" или
"мерчандайзер" (я не упомнил всего), но все бриты налысо, все говорят "звОнят",
"короче", "типа того" и оттого просвечивает недавнее воровское-уркаганское
уличное прошлое. Но главное сделала в финале моей покупки красавица с турецким
загаром, с роскошной прической, в дорогущих тряпках. Она с улыбкой знающего
продавца и мерчандайзера говорила: "Благодарим вас за покупку. Все бумаги и
гарантию я сюда вот, в файлик для вас ЛОЖУ". Кажется, у О'Генри был рассказ под
названием "Сила привычки", где девушка превратилась из грубой продавщицы в
богатую леди (ну и "Пигмалион" еще) и забыла прошлое, но как только пришел
случай, тут же из нее полезли все крепкие словечки продавщицы. Когда говорят о
том, что русский язык надо защищать, спасать, мне становится смешно. Он сам кого
хочешь укокошит, этот наш великий могучий русский язык".
Дмитрий Быков, писатель: "Жизнь языка в том и заключается, что в него входят
неологизмы, молодежный сленг, в него входят новые гаджеты, которые нужно
по-новому называть. И я никогда не видел такого консерватора, который бы ратовал
за сохранение языка в его неизменных формах. Я вполне солидарен с тем, что
жаргону не место, например, в аналитике и официальной публицистике. И в
художественной литературе, в особенности в литературе, которую пишут блогеры и
подростки, жаргон представляется совершенно неуместным. Это такое арго для
обозначения "своих", что сужает аудиторию и, на мой взгляд, необоснованно
увеличивает авторские "понты". Хотя, к сожалению, найти точный синоним слову
"понты" я не могу и сам, потому что это слово обозначает совершенно определенное
понятие".