Секретный вернисаж, или двойные стандарты Первого канала

<b>Помимо всяческих новых </b>интересных книг, которые только тут и можно найти, это еще и прекрасная возможность купить книжки подешевле – потому что книжные магазины совсем обезумели со своими запредельными ценами. А тут – раздолье. Ну скажите мне пожалуйста, где еще вы можете найти стенд с книгами издательства филологического факультета Московского университета и репринтное издание &#171;Грамматики&raquo; 1642 года? Или совершенно восхитительные иллюстрированные детские книжки издательства &#171;Август&raquo;, которые и взрослым бы не мешало перелистнуть лишний разок. Словом, набил я книжками три пакета в первый же день выставки и металлический голос диктора в семь часов начал выгонять нас наружу словами &#171;уважаемые посетители, ЦДХ закрывается.&raquo; Хозяева стендов стали организованно расходиться, убрав книги и обмотав свои витрины скотчем. По почти пустому уже фойе второго этажа расхаживал Владимир Григорьев, бывший замминистра печати и информации, а сейчас не знаю, как его должность называется. Я тихо подкрался к товарищу и громко сказал:

<b>-- Главное</b> – это не шакалить у иностранных посольств!

<b>Григорьев </b>подавил смех и принял шутку:

<b>-- Это отечественная </b>культура! – громко заорал он и мы разошлись, я потащил свои книжки к гардеробу. Там стоял с фотокамерой бильдредактор &#171;Литературки&raquo; Евгений Федоровский. Мы разговорились.

<b>-- Да вот иду сейчас</b> на вернисаж, выставка открывается, -- сказал мне он и показал приглашение с госсимволикой на имя главного редактора газеты.

<b>-- Какой </b>вернисаж, ярмарка ведь давно закрылась?

<b>-- Вот смотри</b>, в восемь часов. Для узкого круга лиц, на третьем этаже. С фуршетом.

<b>Тут-то я и догадался</b>, чего ради кружил федеральный книжный чиновник Григорьев по пустому залу. Быстренько сгрузив книжки в камеру хранения, я отправился вместе с Женей на третий этаж ЦДХ, где девушки, строго сверяясь со списком выдавали роскошно изданные каталоги и материалы о выставке. Причем приглашены были исключительно главные редактора, не ниже. Моя попытка схомячить каталог вне списка успеха не имела никакого, и, слегка огорченный, я прошел в практически пустые залы, где разгуливал руководитель Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский. Я глянул на развешанные по залам работы периода двадцатых и тридцатых годов прошлого века.

<i><b>Это были исключительно шедевры.</b></i> Шедевры, созданные гениями русской и советской книжной иллюстрации в золотые годы отечественного книгоиздания. Дело ведь в том, что наши русские (и советские) художники были мастерами высочайшего полета и недостижимого мастерства, а всякие широко разрекламированные уроды вроде Поллока и Уорхола на их фоне – полнейший отстой. Сколько бы миллионов долларов не стоили картины этих проворных американцев.

<b>Я ходил по залам</b> и восхищался – не Добужинским и Конашевичем, нет, я и раньше, (причем давно) знал, что это гении и образцы высочайшего вкуса, а теми людьми, у которых достало ума и денег собирать такие невыносимо эстетские вещи. Никто не толкал меня локтями и не оттирал от работ в дорогих золоченых рамах – вернисаж проходил крайне камерно. Но угощали в том числе и очень приличным брютом. Наконец, к фуршетным столам начали как-то стекаться люди. Ну, такие. Близкие к Кремлю. Помимо уже упоминавшихся &#171;книжных&raquo; чиновников я заметил Андрея Климентьевича Гнатюка, бывшего хозяина издательства ИМА-Пресс, а ныне он поднялся на заоблачные высоты. Пришел старший Гусман, что на короткой ноге с королями и президентами и еще разные хорошо одетые граждане, которые очень не хотели, чтобы их фотографировали. Пришел мой старый дружок и бывший начальник Вася, в миру – главный редактор газеты &#171;Коммерсантъ&raquo; Андрей Витальевич Васильев. Мы выпили по поводу встречи.

<b>-- Сейчас Эрнст</b> должен придти, -- просветил меня Вася, -- здесь же чуть ли не половина – из его коллекции.

<b>О-па.</b>

<b>Я как-то слышал </b>или где-то читал, что Генеральный Директор Первого Канала Преподобный Сам Константин Львович Эрнст коллекционирует книги тридцатых годов, но чтоб еще и оригиналы иллюстраций? Весьма по-эстетски, утонченно и отдает, извините, дендизмом. Такой вот Жан Кокто в сто пятьдесят килограмм.

<b>Вскоре публика</b> характерным образом забегала, засуетилась (&#171;приехал&raquo; -- сказал Вася) и в залы просочилось сияние, плотный шайнинг, который всегда окружает Гендиректора Первого Канала. Я даже увидел край <i>его </i>пиджака и страшно смутился – по рангу ли мне его видеть? Тварь я дрожащая, или право имею? Но самое главное, что едва не разрушило мой обильно политый брютом мозг, так это мысль о том, что значит народу, массам, тупой толпе – Петросяна, Маслюкова и Малахова, а себе, значит – Чехонина, Нарбута и Клячко? Ловко! Константин Львович, однако, хитрец.

<b>Сияние исчезло </b>также незаметно, как и появилось, лишь потрескивали в залах слабые электрические разряды. По пустому и полутемному ЦДХ расходились особо приближенные к &#171;зубцам&raquo; обладатели бесценных сокровищ и творцы новой номенклатурной моды – коллекционирования русской книжной иллюстрации.

<b>-- …Да на хрен он мне нужен!</b> – с этими словами Вася отдал мне полагающийся ему экземпляр каталога (тираж – 500 экземпляров, заложенная уже в издание библиографическая редкость) и мы поехали в ночную Москву. На Первом Канале шутили, пели и плясали.