Сидеть, чтобы оставаться сидящим

Более 40 картин представленных художников написаны после 1978 г., когда Дэн Сяопин ослабил идеологический режим.

Первый зал неожиданно предлагает оттиски печатей, выполненных Ли Ланьцином - бывшим- вице-премьером Госсовета КНР. Материалом для печатей, созданных Ланьцином, выбраны нефрит, другие камни и керамика. Для получения яркого отпечатка автор использовал густую красную тушь. Крошечное пространство в два цвета - белый и красный - воплотило суть китайской культуры: оттиск - это не только подпись или знак, но и предмет эстетического созерцания.

На боковой стороне печати вырезано имя автора, дата создания работы и указание на ее идею. Эта надпись (по-китайски - "бянькуань"), является неотъемлемой частью произведения. Резное увлечение господина Ли познакомит вас с историей эстетических ощущений российско-китайской культурной политики.

По трем живописным разделам выставки - "Душа родного края", "Дух Востока" и "Впечатления нового времени" - можно отследить основные направления творческих поисков в пореформенной живописи Китая. В 1990-е гг. она отошла от первобытного реализма и соцарта, гипнотически внушенных когда-то нашими отечественными преподавателями. Эти работы можно свести к жесту ребенка, который на что угодно показывает пальцем, говоря: "Это!" Такое непосредственное движение не обременено ни знанием, ни именованием, ни обладанием, указание выявляет тщетность какой бы то ни было классификации объектов.

Согласно духу чань-буддизма, сюжеты картин не описываются, не украшаются разного рода значениями или моралью. "Видение без комментариев", остановка смысла - разве такое искусст-во могло бы научить чему-то, что-то выражать или развлекать? Возможно, китайские художники пишут для того, чтобы быть пишущими. Так происходит в практике сидячей медитации: нужно оставаться в положении сидя, "только для того чтобы оставаться сидящим". Современное "сокровенное письмо" - порождение многовековой китайской эстетики, лишенной какой бы то ни было вульгарности, неподчинение истерии тел, для которой одинаково невозможны набросок и исправления. Сама линия освобождается от стремления пишущего создать о себе выгодное впечатление, она не выражает что-либо, а просто наделяет саму себя существованием. Что она позволяет мне прочесть - так это точную линию моего пути: без следа, обочин и отклонений.

Китайское искусство, представленное на выставке, напоминают все и ничего. Оно легко читается, преподнесенное в знакомой манере письма. Оно кажется простым и близким, приятным, изысканным, поэтичным, полностью удовлетворяющим набору успокоительных определений. Теряя, в конце концов, все эти прилагательные, оно впадает в состояние смысловой подвешенности, которая кажется тем более странной, ибо делает невозможным самый обычный комментарий.

Камень брошен, но на водной глади смысла не осталось ни кругов, ни даже ряби.