Театр Додина c помощью дяди Вани борется с кризисом среднего возраста

<BR><BR>"Братья и сестры" присохли к имени Малого драматического театра, кажется, навек. Между тем на занавесе МДТ -- Театра Европы (если бы таковой был) уже вполне можно изображать, как на мхатовском занавесе, чайку. Чеховская драматургия заняла в его репертуаре главное место. Труппа Льва Додина не просто знает, как играть Чехова, -- они на этих пьесах не одну собаку съели.<BR><BR>"Жизнь -- это пьеса без названия", -- объясняет свое пристрастие к чеховским сюжетам режиссер. Актеры же измеряют отрезки собственной биографии всемирно известными названиями -- "Вишневый сад", "Чайка", "Пьеса без названия", "Дядя Ваня". А если учесть, что в студенческие годы додинцы работали еще и над пьесой "Три сестры", то других таких специалистов по Чехову и не сыщешь.<BR>Чехов для молодых актеров -- современник, а не дяденька в пенсне, живший в конце XIX века. Каждый из них играет драму Чехова в той же мере, как и свою. На сей раз -- драму среднего возраста. Сами актеры уже подошли к этой опасной черте. Она есть в жизни любого человека, но не все замечают этот рубеж: кто-то перепрыгивает легко, кто-то переползает, хандря и хныча, а для кого-то переход от молодости к зрелости делается непереносимой пыткой. Герои Чехова, оказавшись в этой ситуации, переосмысливают прошлое и настоящее. "Я не жил! -- кричит дядя Ваня. -- Я истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни!.. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Из меня бы мог выйти Шопенгауэр, Достоевский..." То же, подводя неутешительные итоги, чувствуют и другие персонажи.<BR><BR><B>Эпизодическое лицо</B><BR>На первый план в спектакле выдвинулся отставной профессор Серебряков. У Чехова в списке действующих лиц он тоже первый, но обычно этого героя делают эпизодическим. Игорь Иванов не допускает и мысли о том, что его герой жалок и смешон (быть может, прекрасно помня гротескного буффона Серебрякова, каким его играл Евгений Лебедев в БДТ?). Мы видим типично чеховского "человека в футляре", застегнутого на все пуговицы, с зонтом и в калошах, но с явным комплексом неполноценности. Отчего же комплексует и мучается, изводя всех вокруг, профессор? Оттого, что он в отставке, а проще говоря -- на пенсии. Еще вчера он блистал на столичных кафедрах, а сегодня вынужден прозябать в деревне. Душа болит! Отсюда капризы, бессонница, подагра. Но петербургского лоска Серебряков не теряет. Всегда остается комильфо. Даже когда видит свою молодую жену в объятиях доктора Астрова.<BR>Не остаются в тени и другие "эпизодические лица". Драматургия Чехова тем и хороша, что не делит героев на людей первого и второго сорта. Нина Семенова играет няньку Марину с такой естественностью, словно знает ее всю жизнь. По сути, она хозяйка в этом доме: всех вырастила-вынянчила, помнит бабушек-дедушек, знает подноготную каждого. Вроде бы просто сматывает шерсть в клубок, а на самом деле держит в руках все нити жизни.<BR>Рядом с нянькой -- Илья Ильич Телегин по прозванию Вафля. В исполнении Александра Завьялова это тишайшее существо. Он тоже мог бы сказать о себе: "Пропала жизнь!", но не ропщет. Он -- человек без гордыни, но с достоинством. Страдает от бедности и одиночества, но как никто принимает утешение няньки: "Все мы у Бога приживалы".<BR>Эпизодическим лицом называет себя и красавица Елена Андреевна. Здесь нет женского кокетства. Так себя человек чувствует. Однако на героине Ксении Раппопорт скрестились все сюжетные линии и все мужские взгляды. Какой уж тут эпизод! Елена Андреевна тоже на перепутье: оставаться верной мужней женою или пуститься во все тяжкие? Ее искушают, она колеблется. Не оттого, что зов плоти недостаточно силен. А оттого, что решает не бытовую проблему, а вселенскую. Быт вообще не по ее части. Она не только красива, но и честна, умна, великодушна. Если и отважилась поцеловать Астрова, то скрываться ни от кого не станет, на пошлый романчик не пойдет.<BR><BR><B>Вишневый сад устоял</B><BR>Между тем доктор Астров предлагает Елене Андреевне именно такой романчик. По его разумению, если изменить мужу, то лучше на природе, что якобы спасает от пошлости. Петр Семак, вопреки традиции, делает своего персонажа не героем, а пошляком. Он тоже в отставке. Поистрепавшийся донжуан, выпивоха, сельский лекарь, которому прямая дорога в палату №6. Сам понимает, что стал неисправимым смешным чудаком, что жизнь менять поздно. Елена Андреевна встряхнула его на минуточку, а теперь пора назад, к рутине уездной жизни. Его незадачливый соперник дядя Ваня (Сергей Курышев) переживает гораздо большую драму. Для него на Елене Андреевне в какой-то миг сошелся клином белый свет. В ней одной видел Войницкий спасение. Но вошел в комнату с роскошным букетом прекрасных осенних роз, увидел свою недосягаемую мечту в объятиях друга и окаменел. Перестал жить, надеяться и верить. Надел синие нарукавники и разом постарел лет на 20.<BR>Герои "Дяди Вани" не существуют сами по себе. В каждом еще и генетическая память о персонажах, сыгранных раньше. Сергей Курышев начинал этот путь зеленым, полным оптимизма студентом Петей ("Вишневый сад"), умирал вместе с Мишей Платоновым ("Пьеса без названия"), погружался в болото жизни заодно с писателем Тригориным ("Чайка"). Александру Завьялову тоже пригодился опыт "Чайки", где артист играет Треплева, которому Аркадина тоже бросает в лицо оскорбление: "Приживал!"<BR>Петр Семак еще в "Чайке" начал специализироваться на уездных лекарях, его доктор Дорн -- сердцеед и циник, романтический двойник Астрова.<BR>И только Игорю Иванову пришлось начинать почти с нуля. В "Вишневом саде" он был уверенным в себе, энергичным, полным жизни Лопахиным, который ударил топором по старому саду. Теперь его герой убелен сединами и лишен иллюзий. Однако попытку разорить фамильное гнездо дяди Вани тоже предпринимает. Она не удается. Все остается на своих местах. Но стал ли от этого кто-нибудь счастливей? Конечно, нет. Пока все были вместе, бранились и ревновали, плакали и целовались, дом был живым, светился от солнечных лучей, умывался дождем.<BR>Как говорится у Арсения Тарковского: "Живите в доме, и не рухнет дом..." Этому совету и следуют в МДТ.