Драку не заказывали, но отвечать придется

<BR><BR>Однако проблема родилась не вчера и даже не 100 лет назад. Откровенные сцены и прозрачные намеки мы найдем и у Теннесси Уильямса, и у Шекспира, не говоря уж об античном искусстве. Обострение темы напрямую связано с былыми запретами. Все, что вырывается из-под спуда, расцветает пышным цветом. Так и у нас. То, что раньше было подсудно (вспомним хотя бы великого кинорежиссера Сергея Параджанова, которого подвели под статью "гомосексуализм"), ныне культивируется и живописуется в романтических тонах. Борис Моисеев с телеэкрана в цикле "Любовные истории" исповедуется. С придыханием рассказывает, как услышал на пластинке дивный голос, как узнал, что принадлежит этот контртенор таинственному итальянскому певцу, как разыскал сладкоголосого Фаринелли...<BR>Как тут не задать сакраментальный вопрос, увековеченный советским кинематографом: "А если это любовь?" Однако напрашивается более трезвый вариант: "А если это идеология?" Потому что любовь вовсе не обязательно выставлять на всеобщее обозрение. Другое дело, что телевидение тем самым демонстрирует широту взглядов и продвинутость. Кому нужны пресные "лав стори" про то, как девочка любит мальчика, или даже про то, как жена изменяет мужу? А вот сенсационные признания и "голубые" дон-жуанские списки спросом пользуются, причем повышенным.<BR><BR><B>Я люблю свою лошадку</B><BR>Впрочем, что взять с телевидения? Оно нуждается в жареных фактах и подмоченных репутациях. У искусства иные критерии. Здесь одной идеологией не обойдешься. Нужен талант. А когда он есть, художник может рассказывать нам хоть о любви мальчика и коня, как это сделал Питер Шеффер, автор пьесы "Эквус", кстати, много лет назад поставленной в нашем ТЮЗе и пользующейся неизменным успехом у тинейджеров.<BR>Легенда мирового кино Райнер Вернер Фассбиндер тоже не стеснялся в выборе героев. Персонажи его фильмов любили и ненавидели друг друга, но чувство это было стихией, проявлением свободы выбора, а не борьбой полов. Его Мария Браун умела любить столь же неистово, как и сам режиссер, не скрывавший своей ориентации. За те 20 лет, что минули после его смерти, он, правда, стал идолом прежде всего геев. В отличие, скажем, от неотразимого Жана Маре, которому поклоняются и мужчины, и женщины.<BR>Поэтому театральный дебют Фассбиндера -- премьера спектакля "Я хочу только одного -- чтобы меня любили", поставленного по его пьесе "Капли на раскаленных камнях" в "Приюте комедианта", вызвал интерес на грани скандала.<BR>Подозреваю, что именно на это и рассчитывал постановщик (а по совместительству -- директор театра) Виктор Минков. В данном случае ему удалось совместить интересы эстетствующего режиссера и думающего о кассе менеджера: в зале были обе категории зрителей. И те, кто понаслышке знает о пристрастиях Фассбиндера, и те, кто ценит его как тонкого художника. Последних на премьере было, пожалуй, больше. Пришли даже знатоки, поклонники фильма Озона, поставленного по той же ранней фассбиндеровской пьесе.<BR> Драматург написал эту историю об одиночестве и поисках любви и счастья, когда ему было 19 лет, так что в пьесе отразились особенности взгляда на мир человека, вступавшего во взрослую жизнь в середине 60-х. Надежды и разочарования, которые, надо полагать, сделали из Фассбиндера знатока человеческих слабостей. Герой драмы, в отличие от автора, так и не научился "играть на скрипке".<BR>Эту сценическую метафору использует режиссер, рассказывая о мальчике, любившем, казалось, весь мир. И своего старшего друга, и свою юную подружку. Любившего до тех пор, пока они оба его не предали. Недаром скрипка в его руках отчаянно фальшивила, предрекая невеселую развязку. Юный Франц, действительно, хотел только одного -- любви.<BR><BR>Страдания юного Ф.<BR>Не надо думать, что герой этот, похожий на мотылька, чьи крылышки сгорели в пламени свечи, -- порождение конца XX века. В немецкой традиции он постоянно присутствует: "Страдания юного Вертера" Гете породили эпидемию самоубийств, а потом -- целое направление в искусстве. До сих пор в театре и кино появляются герои, чья первая любовь заканчивается трагически.<BR>В спектакле Виктора Минкова фатальный исход был предопределен еще при распределении ролей. Оба Франца (Максим Кузнецов и Антон Сычев играют в очередь) -- хрупкие золотоволосые эльфы. Этот герой не столько по молодости, сколько по натуре -- послушный пластилин в руках того, кто сильнее.<BR>А на роль Леопольда -- коварного соблазнителя мальчиков, девочек и тетенек -- режиссер выбрал брутального Игоря Драку. Шоумен, телеведущий, герой программы "Драку заказывали?" явился на сцену вместе со своим ди-джейским имиджем. Он уверен в себе, он неотразим и абсолютно бесчувственен. Этому персонажу все равно, за кем волочиться, романы для него представляют спортивный интерес. Он позволяет себя любить, но невыносим в больших количествах, по-бабьи капризничая и скандаля. Главное для него -- постоянная смена декораций и партнеров.<BR>Разоблачая Леопольда, артист даже перестарался. Персонаж получился излишне однозначным. Но Фассбиндеру, даже если он списывал героя с натуры, сводя с ним личные счеты, важно, что от неумения любить страдают все -- и жертвы, и палачи. В спектакле Леопольд лишен этой привилегии. Зато повезло его бывшей жене Вере, которая в исполнении Натальи Боровковой обрела живую душу. Притом что двигается Вера как сомнамбула, повторяя заученный танец, кажется, в тысячный раз, а на бледном фарфоровом личике застыла маска, мы ощущаем, что сердце ее обливается кровью от жалости к юному Францу, так бездарно распорядившемуся своей юностью.<BR>Впрочем, на месте ли в спектакле Игорь Драка, покажет время. Постановщик, наверное, неспроста пригласил его "тряхнуть стариной", вспомнить об актерском образовании. Этот план Минкову-режиссеру тоже нашептал Минков-директор. На популярного Драку должна пойти публика!<BR>Так что новый спектакль, который говорит не столько об однополой, сколько о безответной любви, содержит еще немало нераскрытых подводных течений.