Роман Виктюк занялся политической аэробикой

Однако не худо бы доверчивой публике знать, что, условно говоря, есть два Виктюка. Один коллекционирует пиджаки -- их у него столько, что сам Роман Григорьевич давно сбился со счета. И, сами понимаете, сшиты они не на фабрике "Пролетарская победа". И есть

<BR><BR>Однако не худо бы доверчивой публике знать, что, условно говоря, есть два Виктюка. Один коллекционирует пиджаки -- их у него столько, что сам Роман Григорьевич давно сбился со счета. И, сами понимаете, сшиты они не на фабрике "Пролетарская победа". И есть Виктюк -- меломан, знаток оперы и балета. Его собрание музыкальных записей -- одно из самых завидных в Москве.<BR>Но время от времени Виктюк номер один -- коллекционер загоняет Виктюка номер два -- эстета в угол, а сам красуется на авансцене. Поэтому, отправляясь смотреть его новую постановку, никогда не знаешь, который из Виктюков работал над спектаклем.<BR><BR><B>Анатомический театр</B><BR>Только что режиссер познакомил петербургскую публику с "Мастером и Маргаритой". Побывав на одном из гастрольных представлений, я почувствовала, что раздвоение личности у режиссера активизировалось: этот спектакль поставил уже какой-то третий Виктюк.<BR>Нет, основные доминанты в его творчестве сохранились. Он по-прежнему любит обнажить на сцене красивый юношеский торс, подсветить, чтобы играл рельеф мускулов. Обладатель всего этого великолепия не обязательно должен быть еще и хорошим артистом, главное, чтобы ритмично вибрировал и колыхался под музыку. Как водоросли в час прилива. Поначалу это колыхание завораживает. Потом утомляет, раздражает, вызывает вопросы. Особенно если аэробика затягивается часа на два-три.<BR>В "Мастере и Маргарите" лишь на первый взгляд некому обнажать торс и вибрировать. Режиссер привлек к пластическим этюдам всех центральных персонажей. Ивана Бездомного обнажил в меру (что с пролетарского поэта возьмешь?!), хотя белоснежные лохмотья вместо больничного исподнего смотрятся на нем не хуже, чем туалет от Лакруа. Свиту Воланда режиссер нарядил в физкультурную форму, словно участников первомайского парада (черные сатиновые трусы, белые майки), оттенив их достоинства (опять же в лучших своих традициях) уродством женского тела. Гелла щеголяет в синих тренировочных штанах, старательно оттопыривая как нижний бюст, так и верхний. Маргариту в этом спектакле вообще было почти невозможно заметить. Режиссер счел ее одним из проходных персонажей, не имеющих прямого отношения к сюжету. Мельком показан и Иешуа, который, судя по белым штанам и тенниске, тоже родом из спортивной Москвы 1930-х.<BR>Роль Воланда постановщик доверил одному из любимых своих артистов нового поколения -- красавцу Дмитрию Бозину. Что и говорить, обаяние зла передается им с большой силой. Воланд, как второе "Я" режиссера, действительно "правит бал". Картинно прохаживается по сцене, то кутаясь в струящийся черный шелк плаща, то сбрасывая его эффектным жестом, то убегая в зал и оттуда дирижируя происходящим... Его особая роль иллюстрируется (видно, для тех, кто романа не читал и в опере не силен) цитатой из "Фауста" композитора Гуно.<BR>Однако заодно к ордену падших ангелов Виктюк причисляет и Сталина. Бюст вождя с нагло высунутым красным языком -- одна из главных деталей сценографии. А на балу у Воланда в качестве маскарадных костюмов используются исключительно покрытые бронзой и кладбищенской серебрянкой головы Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича. Крест, напоминающий о судьбе Иешуа, режиссер крепко вбил в пирамиду, напоминающую о советских лагерях и тюрьмах (хотя похожую, помнится, он же использовал -- под иным знаком -- в "Лолите").<BR>Так что "Мастер и Маргарита" -- это новый Виктюк, политически ангажированный, смело обличающий пороки советской власти. Алые стяги реют над сценой, по радио звучат речи рабочего и колхозницы (с сурдопереводом), а также песни советских композиторов "Если завтра война..." и "Я по свету немало хаживал...". Откуда у парня советская грусть? Если чем и был режиссер знаменит, так это полной и вызывающей аполитичностью. Зачем же он превращает столь же аполитичного Булгакова в смесь Зощенко с Пелевиным?<BR><BR><B>Меньшее из зол</B><BR>Убеждена, что сам Виктюк легко объяснит свои политические экзерсисы. Расскажет про среду, которая давила на художника, творившего среди лживых речей, парадов и репрессий. Намекнет, что и сам пострадал от режима. Если бы мы про это ничего не знали, то охотно просветились бы. Но зритель в курсе. И оттого с возрастающим недоумением взирает на сцену. Ему бы хотелось про Мастера. И про Маргариту, конечно. Если не про любовь, то хотя бы про рукописи, которые не горят. В какой-то момент благодаря усилиям Николая Добрынина -- Мастера спектаклю удалось прорваться к Булгакову. Герой закончил свой роман, даровав Понтию Пилату свободу. Случилось это под самый финал. А до этого два с половиной часа длился дивертисмент, фрагменты которого мы не раз видели и в Театре на Таганке, и в театральных сочинениях литовца Коршюноваса, и даже в ранних спектаклях Марка Захарова.<BR>Виктюк номер один явился пред публикой лишь раз -- выбежал на поклоны в новом плюшевом сюртуке умопомрачительного каштанового цвета с искрой. Виктюк номер два -- ценитель изящных искусств, поклонник Фрейда и маркиза де Сада, никем, кроме Воланда, в романе Булгакова не заинтересовался. Неужели отныне их вытеснит со сцены Виктюк номер три -- пламенный обличитель давно ниспровергнутых ценностей? Даже не знаю, какое из трех зол меньшее... Лучше уж -- пиджаки.<BR>