В свете последних событий Россия, по крайней мере на словах, демонстрирует готовность следовать управленческим практикам Китая. Вице–президент Ленинградской торгово-промышленной палаты Дмитрий Прокофьев - о том, почему нам не подходит китайский путь.
В условиях, когда Россия может столкнуться с ограничениями своих экономических и политических контактов с Западом, декларируется идея, что новым глобальным покупателем российских углеводородов (а если повезет, то и другой продукции) станет Китай. И как только газопровод из Якутии протянется до китайских границ, то и северный, и южный "потоки" в Европу станут менее актуальными. Кроме того, Китай — это не только торговля, но и инвестиции. Что помешает китайским миллиардерам скупать российские акции и строить заводы? Правда, до сих пор они этого делать не торопились. Но всем китайцам известно, что "дорога в тысячу ли начинается с одного шага" и, делая эти шаги, как говаривал председатель Мао, можно дойти до великой цели.
Тем более что Россия, по крайней мере на словах, демонстрирует готовность следовать китайским управленческим практикам. Здесь и идея о национальной платежной системе (как в Китае), и ограничения для Интернета, и даже потенциальная изоляция российской космической программы — все это как–то похоже на Китай.
У сторонников китайского пути есть множество аргументов в свою пользу. Главный — экономический. В прошлом году Китай получил $127 млрд прямых иностранных инвестиций — второе место в мире после США ($159 млрд). Китайский поисковик Baidu оценивается более чем в $50 млрд, капитализация "Яндекса" — меньше $10 млрд. И так далее.
Однако, как учат те же китайские пословицы, "в дальней дороге не бывает легкой поклажи". Желающим делать–как–в–Китае не обойтись без соблюдения ряда условий, выполнить которые труднее, чем повернуть вспять воды Желтой реки.
Главное из них — колоссальные размеры китайского рынка. Даже небольшая деятельность в Китае — это объемы бизнеса, невозможные в других странах. Российский рынок — 140 млн потребителей — столько же, сколько в Нигерии или Пакистане. В Китае — 1400 млн, десятикратно больше. Ради возможности обслуживать этот рынок международные инвесторы готовы на многое. Если не на все. А поскольку "маленьким топором большой ветки не срубишь", в Китае имеет смысл вести бизнес сразу по–крупному — ориентируясь на современные технологии, внедряя лучшие бизнес–практики. Другое условие — структура китайской промышленности. В свое время только шестая часть китайцев работала на государственных предприятиях, тогда как в СССР эта доля превышала 90%. В России и сейчас огромное количество занятых работает "на государство" или на псевдогосударственные предприятия, целиком интегрированные в структуру госзаказа и государственных же преференций. Китайцы имеют гораздо больший опыт рыночной самостоятельности. Вопрос же так называемого импортозамещения, в том смысле, как он ставится в России, в Китае не возникает — если не считать таковым космическую и ядерную программы КНР, реализованные Китаем самостоятельно — в противовес СССР, после того как отношения между двумя социалистическими державами испортились вплоть до вооруженного противостояния. Сюда же можно отнести и деятельность китайского военно–промышленного комплекса, позволившую Китаю сосредоточить на российских границах мощную армейскую группировку, вооружение которой никак не уступает российскому. В настоящее время Китай технологически не зависит от России как от главного поставщика оружия, тем более что КНР не приобретала в России никакой техники для своих сухопутных войск.
Создавая свою промышленность в ее современном виде, Китай решал не задачу замещения импорта, а задачу обеспечения производства товаров, способных конкурировать на мировых рынках, поскольку "высокая лампа далеко светит". Общий тренд, в котором последнюю треть века двигается Китай, — это тренд в сторону открытия китайского рынка и интеграции Китая в глобальную экономику, а вовсе не очередное строительство великой стены или железного занавеса. Отсюда и отношение к Китаю как к экономике, главные успехи которой еще впереди, несмотря на некоторое замедление темпов китайского роста. В отношении России такой уверенности нет — поэтому позиция китайского дракона может быть сильнее позиции русского медведя. Китайцы умеют жестко отстаивать свои интересы, ведь "говорить добрые слова — не значит быть добрым". Остается надеяться на справедливость китайской пословицы о том, что не бывает безвыходного положения — бывает только неправильный путь.