Начиная с ноября 2013–го раз в год, как с беззабастовочного конвейера, в магазины поступает очередной том "Истории российского государства". Тома все крупноформатные, прекрасно изданные, пухлые: начиная читать в старом году, завершаешь в новом, используя бой курантов как закладку.
Тогда, в предкрымском 2013–м, писатель Акунин был впервые удостоен звания либераста из пятой колонны и сразу по выходе книги на ней был опробован новый механизм публичной травли. Суть в том, что в интернет вбегала стая троллей с вырванными из контекста и безбожно перевранными цитатами. Тролли ставили целью убедить, что "История" — русофобский пасквиль. Заинтригованные, следом в игру вступили все, кто умел читать, включая профессиональных историков. Историки с обидой находили, что на их поляну вторгся чужак: здесь пропустил, здесь дал маху — и досаду выплескивали в публичное поле. Акунин оказывался со всех сторон нехорош.
Страсти с тех пор улеглись, да и Акунин теперь живет не в России, а отсутствие реакции со стороны жертвы сильно расхолаживает собравшуюся на лобном месте толпу. И поскольку каждый том "Истории" построен по единой схеме (вот вам даты и события, а вот портреты правителей и причастных к власти, а вот замечания и обобщения), то и ощущения от новых Акуниных схожи.
К неожиданным огорчениям (или удивлениям, или, наоборот, достоинствам — я до сих пор не могу разобраться) следует отнести то, что Акунин в "Истории" оказался не слишком ярким портретистом. Портреты даже самых знаменитых сатрапов: Ивана Грозного, Петра — прописаны отнюдь не кистью Репина (или хотя бы Лансере). Это скорее карандашные зарисовки доктора: вот так выглядит пациент, а вот его ущемленная грыжа, а вот картина вскрытия. После чего Иваны и Петры перестают быть великанами: априорно навязанного величия в них уменьшается.
А самой большой радостью при чтении для меня являются нередко брошенные вскользь акунинские замечания и обобщения. Например, что все "птенцы гнезда Петрова" обладали "неуемной прожорливостью, хищными клювами и стальными когтями".
То же и с нынешним томом про эпоху женщин на троне. Все описания баталий, битв и войн — вообще всё, что требует перечисления, как в учебнике — и дано с интонацией учебника. В портретах императриц по–прежнему мало размаха — никакого сравнения, например, с той чувственной силой, с какой выписал вообще никакую (как нам в школе внушали) Анну Иоанновну петербургский историк Евгений Анисимов в томе ЖЗЛ. То же и с Елизаветой, и с Екатериной Великой: перед нами зарисовки патологоанатома. И невольно начинаешь думать: откуда у Екатерины титул великой, если она не добилась ни одной из поставленных целей в радении на "благо народа и справедливости" — гора родила мышь… В общем, акунинские неотфотошопленные цари производят впечатление и сильное, и странное, заставляя особо чувствительных кричать о русофобии. Хотя историк Анисимов, думаю, не закричит: на него Акунин ссылается уважительно и чуть ли не постранично.
Ну а наибольшую ценность шестого тома, на мой вкус, снова представляют концептуальные замечания и обобщения. Например, что если страна устроена как военная империя, то она будет воевать и расширяться, даже если правитель мечтает о вечном мире. И что монарх удерживается на троне, лишь покуда его причуды не мешают идеям империи. И что русской особенностью является существование двух полиций, из которых одна защищает граждан, а другая, тайная, — государство от граждан. И что особенность русской тайной полиции не в неэффективности работы (ни один из дворцовых переворотов XVIII века она не предотвратила), а в поддержании авторитета власти через нагнетание страха.
Одного этого хватит обвинить Акунина в навязываемых параллелях с нынешним днем. Но это как Бродского обвинять в том же самом из–за строчки "Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря".
Топ–3
Самый" продаваемый худлит в Петербурге "Мятная сказка", А. Полярный "1984: роман", Д. Оруэлл<br />> "Тайные виды на гору Фудзи", В. ПелевинПо информации объединенной розничной сети "Читай город" и "Буквоед"
