Где и как в Петербурге богатые вытесняют бедных

Я сижу в конференц–зале отеля "Кортъярд Марриотт" на 2–й линии В. О. Идет третий день "Недели урбанистики", и третий час продолжается дискуссия на тему того, почему же Васильевский такой бедовый. Кто–то из девелоперов отмечает, что здесь почти нет элитной недвижимости.

Ирония заключается в том, что в конце 1990–х на месте отеля недолго просуществовало подобие сквота, с репетиционной точкой местных музыкантов и мастерской ныне покойного Георгия Гурьянова (Густава) из "Кино". Милиция довольно оперативно разогнала захватчиков "ничейного" дома, в 2003–м — к 300–летию города — здание снесли, и в 2008 году, отстроив новое, открыли отель. Суперэлитным его не назовешь: сейчас, в несезон, стоимость номера за ночь — от 3 тыс. рублей, что сравнимо со среднеевропейскими ценами в двух–трехзвездочных гостиницах. И все же сверкающий отель на месте сквота — точечный пример джентрификации в Петербурге. Впрочем, наша джентрификация сильно отличается от классической.

Неудобный термин

Термин "джентрификация" (от английского gentry — дворянство) в 1960–е годы ввела британский социолог Рут Глас. Согласно определению доктора философских наук Елены Трубиной, "джентрификация — производство городского пространства для состоятельных жильцов", при этом она всегда связана с вытеснением небогатых жителей.

Берлинский социолог и активный противник джентрификации Андрей Хольм в своей петербургской лекции перечислял несколько способов вытеснения. Первый — вытеснение физическое: хозяин здания волевым решением выгоняет менее богатых жильцов, чтобы вселить более платежеспособных. Второй — экономическое вытеснение: хозяин значительно повышает арендную плату. Третий — культурное вытеснение: в микрорайоне целиком меняется социальная культура — все бары и магазины становятся направленными на людей с большим уровнем дохода. Четвертый наиболее актуален для Петербурга: здание реконструируют, и прежние жильцы не имеют возможности в него вселиться.

Научный сотрудник Центра независимых социологических исследований Дмитрий Воробьев в своей работе, посвященной джентрификации в Петербурге, отмечал, что термин в России не прижился, и предлагал новый — дворянизация. Сегодня Дмитрий говорит, что ни о какой джентрификации как естественном процессе в Петербурге в принципе речь не идет: "Этот процесс работает в городских пространствах, где очень высокая мобильность населения. В Берлине около 80% жителей снимают жилье и могут выбрать район, ориентируясь на то, где дешевле и интереснее жить, где больше культурное пространство, где безопаснее. У нас же снимают студенты, некоторые рабочие и немного — средний класс. То есть снимают, наоборот, процентов двадцать. Здесь можно говорить не о естественных процессах, а о процессах, инициированных городскими властями. Реновация не связана с джентрификацией: это принудительное выселение людей под предлогом того, что надо решить проблему расселения коммуналок. То, что происходит в Петербурге, можно назвать реновацией или реконструкцией, но не джентрификацией".

Директор института урбанистики "Среда" Олег Паченков добавляет: "О джентрификации в Петербурге можно говорить в узком смысле — это не классический стандарт. Такое положение вещей связано с нашей структурой собственности. В свое время все приватизировали квадратные метры. В результате на одну коммунальную квартиру площадью 100 м2 мы имеем несколько собственников. В каждом доме сотни или даже тысячи собственников. Джентрификация же — это развитие городских территорий, в результате которого происходит тотальная смена населения. В Европе она связана с тем, что девелоперские компании покупают территории кварталами. У нас это невозможно, потому что никто не владеет целыми кварталами. Джентрификация у нас может начаться, только если подключится государство, которое выступит в роли посредника".

В публичной риторике "джентрификация" действительно почти не звучит. "Другие авторы, особенно те, кто пишет по заказу городских администраций, предпочитают говорить не о джентрификации, а о "регенерации городов", "городском ренессансе", "устойчивом развитии городов". Эти выражения и понятия удобны тем, что выводят соответствующие экономические процессы из–под социальной критики", — пишет Елена Трубина в книге "Город в теории". Когда из уст политиков звучат красивые слова об "оживлении депрессивных территорий" — это почти всегда означает вытеснение бедных богатыми. Причем осмысленное или невольное лукавство присуще не только нашим спикерам: по словам Андрея Хольма, в Берлине "джентрификацию" любят подменять "урбанизацией" — таким образом явление, стоящее за термином, получает положительный окрас.

Богатые люди

По данным налоговой службы, в Петербурге проживает 18 миллиардеров и 25 человек, задекларировавших суммы от 0,5 млн до 1 млрд, — это немного больше, чем в 2013–м. С другой стороны — 8% горожан с доходами ниже прожиточного минимума. Сколько точно в городе богачей, никто особо не считает: официальная статистика почему–то больше любит середнячков и бедноту. Социология городских богатых тоже недолюбливает — вероятно, по той причине, что они не образуют сообществ и, таким образом, не составляют предмета для изучения. Зато люди с высокими доходами интересны продавцам, в том числе недвижимости.

По словам главного аналитика ГК "Бюллетень недвижимости" Сергея Бобашева, элитные квартиры сегодня, как и прежде, покупают в основном представители бизнеса и чиновники. "Это преимущественно петербуржцы либо "бывшие наши", переехавшие в Москву. Покупают для себя или для родных. Есть стабильный процент иногородних: 15 – 20% — это, как правило, представители нефтедобывающих регионов, они предпочитают приобретать квартиры своим детям. Для многих элитная квартира в Петербурге — временное или сезонное жилье. Как правило, это не единственная квартира: у большинства есть дом за городом, недвижимость за рубежом или в Москве".

Сергей Бобашев рассказывает, что из–за нестабильной ситуации в стране на рынке элитной недвижимости наблюдается нервозность: несколько продавцов признались эксперту, что в последнее время были отказы со стороны потенциальных клиентов — люди объясняли свое решение тем, что не очень понимают, как сейчас лучше поступать.

Парадный

Джентрификация по–британски в 1960–е, рассказывает Андрей Хольм, подразумевала историю с домами викторианской эпохи, которые сначала использовали как складские помещения, потом реставрировали — в них заселялись состоятельные жители, меняя жизнь в районе. Рабочие из этих мест исчезали.

В ХХ веке в формально бесклассовом советском обществе никакой речи о дворянизации городской территории, конечно, не шло: скорее можно было говорить об обратном процессе — богатые многокомнатные квартиры с высокими потолками стали коммуналками, антонимом элитности.

Классическим примером постсоветской дворянизации считается московская Остоженка, где элитные квадратные метры (зачастую пустующие) стали вырастать на месте сносимого квартала еще в 1990–е. В Петербурге с опозданием на десяток лет с Остоженкой отчасти зарифмовался элитный комплекс "Парадный квартал". В отличие от Остоженки, квартал не вытеснил напрямую местных жителей, но совершенно точно стал менять культурную атмосферу территории близ станции метро "Чернышевская".

Казармы Преображенского полка, на месте которых появился "Парадный квартал", снесли в 2011 году. Проектом занималась компания с символичным названием "Возрождение Санкт–Петербурга" — она же ранее возвела элитное здание на месте снесенного в 2007 году дома купцов Кириковых в Зоологическом пер. "Возрождение" таким образом стало синонимом возрождения дворянизации: "Парадный квартал" со стоимостью квадратного метра 200 – 300 тыс. рублей возвышается над Виленским пер., напоминая неприступную крепость. Есть и ворота, и шлагбаум, впрочем, попасть внутрь не так уж и сложно. Между элитными новостройками чисто, просторно и безлюдно. За время прогулки мы встречаем пару местных жителей и пару зевак. Так называемые общественные пространства — променады с лавочками, елочками и фонарями — пустынны и контрастируют с оживленной Кирочной. Квартал — эдакая вещь в себе, он абсолютно самодостаточен: здесь есть ресторан, детский сад, фитнес–центр и прочие блага — можно при желании не покидать элитный оазис. Это такой Крестовский остров в миниатюре. На Крестовском обремененному рефлексией человеку точно так же нечего делать: нет волнующих точек притяжения — хороших книжных магазинов, маленьких клубов, небанальных кофеен. Остается гулять вдоль элитных заборов, мимо парка аттракционов к строящемуся стадиону.

Показательна и судьба находящегося через дорогу от "Парадного квартала" бывшего кинотеатра "Ленинград", к настоящему моменту переделанного в элитный клуб (переделывала компания "Профит", по некоторым данным связанная с совладельцем банка "Россия" и старым знакомым Путина Юрием Ковальчуком). В старый "Ленинград" студенты и киноманы ходили смотреть первую часть "Властелина колец" на самом большом в городе экране. В новом "Ленинграде" хотят видеть светскую публику: обещают открыть "дизайнерский бар", "ресторан высокой кухни" и прочие радости. Впрочем, скульптуры суровых советских мужчин, а также серп и молот на фасаде здания реконструкторы бережно сохранили.

Вытеснение

Год назад из облупившегося, тихо гниющего особняка в пер. Пирогова, 18, выселили креативное пространство "Четверть" — со скандалом, потасовками и интригами. Вместе с хипстерскими магазинами и веганской забегаловкой из переулка исчезла жизнь. "Ничего нет" — уже закрашенное граффити в тупике у особняка снова стало актуальным. Сейчас напротив входа в особняк на ветру болтается заградительная ленточка, на рассохшейся двери написано "Закрыто", вокруг — пустые бутылки из–под алкоголя, прочий мусор, собачьи экскременты. Когда выселяли "Четверть", шли разговоры, что резидентами особняка — вместо хипстеров и анархистов — станут респектабельные люди. Но, кажется, что–то пошло не так.

В этом году из дома Штакеншнейдера на Миллионной выселили другой креативный кластер — "Архитектор" Александра Басалыгина. Владелец здания не продлил договор, и местным барам, веломастерской и прочим креативным пространствам пришлось подыскивать новое помещение. Поначалу обошлось без истерик. Но затем владелец начал активно кромсать историческое здание, предполагая приспособить его под элитный отель. Что вызвало большое волнение в КГИОП: в настоящий момент город готов чуть ли не изъять дом у собственника, если подтвердится, что зданию грозит смерть.

Интересно, что другие креативные пространства Александра Басалыгина — "Третий кластер" и "Флигель" — находятся недалеко от "Парадного квартала", как бы воплощая предпоследнюю ступень эволюции городского пространства: вот хипстеры, а вот богачи.

В городе есть и пример соседства богемы и богатых: "Пушкинская 10". Засквотированное художниками в конце 1980–х здание со временем обуржуазилось и превратилось во вполне благопристойный, встроенный в официозную культурную парадигму арт–центр. Причем после ремонта второй половины 1990–х собственно художникам и музыкантам отдали лишь флигели со стороны Лиговского пр., 53А, — остальная часть превратилась в дорогие квартиры и офисы.

Из недавних историй можно вспомнить внезапное закрытие клуба DaDa на Гороховой ул.: официально он переехал в новое помещение у станции метро "Московские ворота". Представители DaDa признаются, что аренда в центре стала непосильно высокой — классический пример экономического вытеснения.

Олег Паченков считает, что в Петербурге намеки на джентрификацию есть в секторе коммерческой недвижимости: "Меняются арендные ставки для магазинов на первых этажах в центре города. Посмотрите на Старо–Невский пр. или на Большой пр. П. С. — типичные примеры того, как джентрификация могла бы выглядеть. Но это никак не сказывается на качестве жизни даже в квартале, не то что в районе. Позитивный эффект джентрификации связан с тем, что инвестируются деньги и повышается качество содержания зданий. Но бизнес, который вкладывает деньги, хочет свои инвестиции вернуть плюс заработать. Соответственно, растет аренда, и вот в вашем окружении не оказывается магазинов шаговой доступности — вокруг сплошные бутики. Но в Петербурге–то всегда можно засунуть магазин "24 часа" в третий двор: нас от негатива джентрификации спасает наша же структура собственности".

Проекты

Большинство примеров из Петербурга все же из разряда потенциальной джентрификации — когда–нибудь и как–нибудь. Самый яркий — будущая реновация территорий "Конюшенная" и "Северная Коломна — Новая Голландия". В 2012 году победил проект "Студии 44" Никиты Явейна, который среди прочего подразумевает расселение сотен коммунальных квартир. Сам Явейн в интервью по поводу проекта открыто говорил, что качественный состав местного населения изменится: жилье подорожает, и "бедный слой" будет вымываться из центра. О конкретных сроках речь не шла: может быть, это случится через 30 лет, а может быть — никогда.

Началом джентрификации можно назвать и процессы близ станции метро "Балтийская". С одной стороны — на территории бывшего Варшавского вокзала, где в 2015 году хотят начать строительство жилого комплекса "Галактика". Это не элитное жилье — в прессе его атрибутируют к комфортклассу. Но уже очевидно, что более обеспеченные люди, по идее, должны привнести респектабельность в микрорайон, вытеснив, в частности, мигрантов, которые незаконно жили в аварийном доме напротив ТРК "Варшавский экспресс". С другой стороны — на ул. Шкапина, где в нулевые снесли целый квартал макабрических аварийных домов, предполагая построить здесь современный деловой центр. Однако наполнить рабочие трущобы на Шкапина новой функцией не получилось до сих пор.

Примеров потенциальной джентрификации можно привести еще несколько: реконструкция Конюшенного ведомства с размещением здесь апарт–отеля, перекройка Никольских рядов, гостиница Мариинки в ветшающем доме Лермонтова на Садовой ул. Но это разрозненные, очень точечные проекты, так что дворянизация в Петербурге, в отличие от европейских городов или даже Москвы, происходит дискретно.

При этом многие проекты, которые, безусловно, привели бы к вытеснению бедных богатыми, отменены или заморожены — из–за протестов жителей или как–то сами по себе. Это и строительство "Охта Центра", и реконструкция Апраксина двора, и элитный квартал "Набережная Европы".

Скандинавская модель

Олег Паченков считает, что существует лишь одна удачная модель джентрификации — она связана с государственным регулированием и практикуется в странах Скандинавии. Там государство вмешивается в процесс джентрификации, но продолжает играть по правилам рынка.

"В девелоперских проектах большого масштаба государство стремится обеспечить смешанность состава населения, — объясняет Паченков. — Естественно, это делается в обмен на преференции. Например, государство участвует в качестве соинвестора проекта. Или не продает землю под девелоперский проект без соответствующего соглашения с бизнесом: получается, что земля идет с социальным обременением. Оно отражается в квартирографии: жилплощадь должна быть разного типа и стоимости. Либо государство в обмен на инвестиции получает определенное количество квартир и в них заселяет людей через свои программы (у нас это могли бы быть очередники, бывшие жильцы из коммунальных квартир или молодые семьи)".

Все это, говорит социолог, необходимо, чтобы в районе не создавалась гомогенная социальная среда: ведь если где–то концентрируются только богатые жители, значит, еще где–то образуется гетто бедняков. Это ведет к деградации городских территорий — проблеме, которую придется решать за счет бюджета. Либо получать Бирюлево или пылающие пригороды Парижа.

Кстати, Паченков считает, что у почти девственного Петербурга есть потенциал показать механизмы эффективной джентрификации. "Этого не произойдет ни в Купчино, ни в Рыбацком, потому что никто из имеющих деньги людей не хочет там жить. Там не возникнет концентрация высшего среднего класса. Джентрификация возникнет в центре города и на островах — Васильевском, Петроградском".