Основоположник жанра российского постсоветского фэнтези Ник Перумов о том, почему даже раскрученные писатели в России не слишком преуспевают материально, о плохом состоянии Америки и вселенском пожаре.
Вы продолжаете работать в США по своей специальности биолога?
— В данный момент нет, не работаю. Сейчас у меня перерыв.
Это из тех соображений, что вам больше не нужно зарабатывать деньги? Ведь ваши книги вышли
общим тиражом около 8 млн экземпляров?
— Нет–нет, конечно (смеется). Глупо было бы отрицать, что я что–то заработал и могу себе позволить прерваться на некоторое время, но главным образом этот перерыв в работе связан с необходимостью уделить больше внимания детям, хотя с осени я, скорее всего, вернусь в лабораторию. Мы живем в городке Чапел–Хилл в штате Северная Каролина.
Читайте также:
Доллару и евро нашли замену в мире фэнтези
В треугольнике Чапел–Хилл — Райли — Дурем расположено много научных учреждений, венчурных
фондов и компаний, занятых инновациями, общая цель которых, как мне кажется, — синтезировать
искусственного человека. Успешно ли развивается этот проект и принимаете ли вы участие в чем–то
подобном?
— Да, это, конечно, такая благородно–безумная вещь, которая хорошо бы пошла для романа. Я в своей работе сотрудничаю с двумя университетами: Университетом Дьюка и Университетом Южной Каролины в Чапел–Хилл — это два старых, известных, заслуженных университета, общественный и частный. Там находится весь спектр биологических и биомедицинских исследований. Действительно, в этом районе есть где работать. Пока еще есть.
На данный момент в научной среде там господствует оптимизм?
— В научной среде господствует сугубый прагматизм.
Получать гранты стало труднее. Стало сложнее найти профессорское место. Вообще, все стало тяжелее, но пока еще до глобального пессимизма и разочарования дело не дошло, но денег стало существенно меньше. Если раньше можно было практически сразу получить профессорство, проработав максимум 3 года после защиты диссертации, то теперь люди вынуждены работать 6–8 лет, прежде чем занять какое–то профессорское место. Раньше люди шли в индустрию, теперь этого тоже нет. Другими словами, Америка сейчас в очень плохом состоянии.
Это жалко, потом что раньше это была хорошая страна, с которой мы могли бы дружить, — я имею в виду так называемую одноэтажную Америку, а не политическую элиту. К тому же мы с американцами прекрасно друг друга можем понять. На бытовом уровне у нас нет никакого антагонизма и противоречий.
У вас нет мысли вернуться на родину?
— К сожалению, я не могу думать только о себе. Я–то мог бы вернуться на родину, вести очень скромный образ жизни, если я был бы одинок. Если бы у меня не было ни семьи, ни детей, то я бы вернулся и вел практически монашеский образ жизни, растягивая гонорары. Я бы смог как–то существовать, ходил бы в одних портках. Моя супруга - научный сотрудник, у нее нет никакого писательства, поэтому я не могу ей сказать: "Жена, бросай все, поехали!"
Чем вы объясняете то, что сегодня даже раскрученные, по–настоящему популярные отечественные
писатели не могут добиться материального благополучия? Все же поразительная разница с советскими
временами…
— В течение многих лет я получал за свои книги по нынешним меркам сущие копейки. На эти деньги я старался прожить. В первой половине 1990–х я был профессиональным литератором. Все деньги, что я получал, уходили на обеспечение более или менее нормальной жизни для моей семьи. Потом все это кончилось — мы уехали в Америку.
Какие годы были золотым временем постсоветского фэнтези?
— Странно, но золотым временем постсоветского фэнтези можно назвать два периода. Первый продолжался с 1994 по 1998 год, а второй — с 2004 по 2008–й, до начала мирового кризиса. Первый период был лучше для развития и продвижения молодых авторов, потому что для них было куда больше возможностей.
Чем вы это объясняете? Как это связано с общественными настроениями?
— Людям было интересно. В первый период страна находилась в упадке, но была еще массовая привычка к чтению. Несмотря на происходящее, люди, привыкшие читать, спасались от реальности, уходили в другой мир — мир фантастики. Был эскапизм. К тому же не было Интернета, электронных книг, пиратских сайтов, да и компьютеров как таковых тоже не было, поэтому все читали книги. А книги стоили довольно дешево, по советской еще традиции. Соответственно, авторам платили тогда мало.
Что касается второго периода, то он затрагивает время, когда Россия вставала с колен, росли нефтяные цены. Завершилась чеченская война, было много надежд, появились реальный оптимизм и вера в будущее (к сожалению, все это не оправдалось). Поэтому люди читали литературу — потому что могли себе позволить порадоваться. К этому времени больше стало иронического детектива, Дарья Донцова и Александра Маринина достигли пика популярности. А что касается жанра фэнтези, то ему не удалось тогда стать таким же популярным, как в 1990–е, но в целом это было неплохое время. Общее экономическое улучшение привело к тому, что на рынок вступило много новых, прежде всего молодых читателей.
Что касается нынешнего времени, то теперь все читают в Сети, за книги никто не платит. Платят динозавры, то есть люди лично честные. От этого страдает литература и не поднимается на должный уровень. Правда, в месяц мне удается продать через Интернет примерно 800 своих книг. За последний квартал так я зарабатывал аж $200 в месяц.
Львиную долю выручки получает издательство?
— Мне достается немного, ведь электронные права я тоже отдаю. Но все это легально. Треть суммы — автору, треть — издательству, треть — государству.
В связи с публикацией вашей последней книги "Млава красная" (совместно с Верой Камшой) можно
сказать, что вы перешли в другой жанр — исторического фэнтези?
— Нет, я не перешел. В этом жанре я написал одну книгу, по собственной инициативе. Издатели меня не заставляли. Просто в жизни происходят такие моменты, когда хочется высказаться на злободневные темы, пусть в иносказательной форме. Помимо тем вечных. Но что бы сказал Константин Симонов, если бы его спросили, почему он написал "Живые и мертвые"? Вряд ли он бы ответил на этот вопрос. Конечно, если бы его спросил об этом корреспондент "Правды", он бы нашел что ответить и ответил бы в соответствующем духе.
Не было такого соображения, что исторический жанр сегодня лучше продается?
— Нет, я знал, что, отходя от своего жанра, понесу экономические потери, но такой шаг был очень интересным экспериментом. Мне хотелось сделать что–то новое, неожиданное — не то, к чему все привыкли. А сотрудники магазинов подбадривают: мол, пишите свою книгу "Гибель Богов — 2", нам она очень нужна, она очень хорошо пойдет. Дело в том, что еще в 1991 году я написал свой самый знаменитый роман "Гибель Богов". Этот роман считается краеугольным камнем перумовского стиля. Вселенские сражения, загадочные маги, всемогущие боги — космический масштаб, эпическая книга. Я не та сороконожка, которая рассуждала, почему она так хорошо умеет танцевать, но раз людям нравится, то в этом что–то есть. Люди считают, что такое повествование у меня очень хорошо получается.
Не было побуждения написать совсем реалистический роман? Может, тайком вы пишете рассказы о
жизни в Северной Каролине?
— Совсем нет. И без меня этого хватает. Улицкая, Рубина, Прилепин, Ермаков — в общем, людей хватает. Я пока не вижу для себя здесь темы. Увижу — напишу, потому что за процессом слежу, читаю обзоры, критику, стараюсь быть в курсе. Поддерживаю связи, в основном не лично, а через скайп, слежу за всеми событиями.
С декабря 2011 года в российской политической жизни стало кое–что меняться. На чьей стороне были
ваши симпатии?
— Оба хуже, что называется. Если выбирать между Временным правительством и большевиками — это та ситуация, когда нормальный приличный человек скажет: "Чума на оба ваши дома" — и постарается остаться в стороне. Я говорил, что дважды Россия преобразовывалась революционным путем и оба раза потери были колоссальны, поэтому, может, уже настала пора, когда стоит прислушаться к тем, кто еще в предреволюционные времена предлагал теорию малых дел.
Смена вех?
— Не совсем, это еще народники, "Земля и воля" против "Черного передела". Но это была совсем другая ситуация. Когда в стране практически назрела революция, поздно уже малыми делами заниматься.
Хоть это была и другая эпоха, но и сейчас эта теория малых дел тоже может дать шанс. Не устраивать вселенский пожар и обрушить все, что у нас еще осталось, подорвать последние скрепы, какие бы они ни были плохие.
Я ничуть не симпатизирую ворам–чиновникам, генералам, которые пилят военный бюджет, когда России отчаянно нужно современное оружие, современная армия, политическим деятелям из одной весьма известной партии, которые двух слов связать не могут и протаскивают в Думу каких–то медиафигур, которые ничего не понимают в законах, но также я понимаю, что то, куда толкает Россию оседлавшая протест демшиза, — это еще хуже.
Я не могу быть с теми, кто повязал на себя белые ленты, еще и потому, что белые ленты, белые повязки на оккупированных немцами территориях носили полицаи. Очень неудачный символ с точки зрения пиара. Что, эти люди нам сразу говорят: мы будем полицаями?
Каков будет ваш прогноз на будущее?
— Я хочу верить в то, что наша власть посмотрит на печальную судьбу политических лидеров, которые были более чем лояльны западным центрам власти и силы, но кончили очень плохо.
Я надеюсь, наша власть проявит чувство самосохранения и примет меры, которые необходимы, чтобы Россия не свалилась в адову бездну, уже в третий раз за последние 100 лет.
Я надеюсь, мы будем медленно, со срывами, но выбираться из ямы, в которой сейчас сидим.