Журналист Ольга Комок — о балетах на музыку Прокофьева в Мариинском театре.
Оставим в стороне брюзжание, что "датских", то бишь подогнанных к юбилейной дате, премьер могло быть и побольше, и потолще. Марафон, устроенный Мариинским театром из фортепианного Прокофьева абсолютно в духе марафонного пианизма самого композитора, засчитан. Ну да, жаль, не видно на Мариинской сцене новых, невиданных прежде балетных "Шутов", "Стальных скоков" и даже "Золушек" с "Джульеттами". Две новые одноактовки — уже презент к 125–летию со дня рождения. Да еще какой!
В Мариинке с некоторых пор усердно выращивают собственных хореографических гениев из собственных танцовщиков. Стратегия вроде бы успешная — взять хотя бы пример Георгия Баланчивадзе, "Блудным сыном" которого не без намека стартовал балетный вечер. Однако 25–летний беглец из новоиспеченного Советского Союза отанцовывал музыку современника, такого же пассажира "философского парохода" (иносказательно) Прокофьева в дягилевской труппе "Русские сезоны", которые русскими остались лишь в ностальгически–техническом смысле. Не то теперь — за инструментальные сочинения классика взялись неоклассики, которым, кажется, именно количество наименований в репертуарной афише родного Мариинского театра не дает ни шага вправо, ни шага влево.
Максим Петров, выпускник Вагановки 2012 года, отличился уже шестью хореографическими работами. Новая повергла в трепет. Взять хотя бы музыкальный материал — "Русскую увертюру" Прокофьев писал в 1936 году, на крыльях ветра, что несли его в объятия Родины. Тут все — и спорт, и матрешки, и пламенная любовь к новообретенной отчизне. На лубочном занавесе художников из медиасреды Анастасии Травкиной и Сергея Жданова все это есть: и золоченые узоры–огурцы, и красная советская пятерня, и девушки–самолеты, и даже гжелевый собор Василия Блаженного, зачем–то переведенный в ч / б. В принципе, все это можно уже было не танцевать. Но пришлось. Из немыслимых ни по каким законам мизансцен более всего запомнился бег на цыпочках всех участников и участниц процесса (футбол? стремление к светлому будущему?). Соло пьяницы и дебошира, будто заимствованное из запрещенного в 1931 году балета Шостаковича "Болт", не просто добавило перца этому представлению, но составило единственный его смысл для сочувственного обозревателя — мол, куда тебя понесло, брат?
В опусе "Скрипичный концерт № 2" Антон Пимонов избавился от костюмов в стиле русской олимпийской сборной и вообще от всего чрезмерно национально окрашенного. Чистый баланчин (с маленькой буквы) — так уж чистый. Тут уж никаких "Бемби" и "В джунглях" (последние премьеры господина Пимонова в Мариинском театре). Аккуратный черный кордебалет, любопытно взаимодействовавший с музыкой Прокофьева без лишней суеты, пожалуй, дал фору звездным парам — отчего–то вульгарной Виктории Терёшкиной и Андрею Ермакову и неунываемо парадной Надежде Батоевой с Алексеем Тимофеевым. Досужему зрителю неизвестно, кто кого подвел — хореограф, решивший вставить пару–тройку неожиданных планов в стройную, хоть и банальную картину, или артисты, решившие сыграть "по–крупному". В целом "Скрипичный концерт № 2" следует признать сыгранным. И если не лирические сцены, то стальной скок кордебалета, занятно артикулирующего партии оркестра, а то и надолго замирающего в процессе прокофьевского музыкального бунта (и, в частности, мясистых скрипичных соло), достоин лицезрения.
