Происхождения Михаил Андрианович Устинов, владелец полукруглого дома на набережной Фонтанки — одного из двух, образующих Семеновскую площадь, — был не самого благородного. Обычный петербургский мещанин и сын мещанина. Однако мечта о дворянском титуле, гербе и шпаге двигала его по жизни вперед и вперед.
Титул — стимул
Похоже, мысль о том, чтобы добиться принадлежности к высшему сословию, занимала его с юности. Судить об этом можно по тому, что все, что Михаил Устинов делал в жизни, выстраивается в очень логичную цепочку, без сбоев и каких бы то ни было отступлений в сторону. Для начала молодому мещанину требовалось добыть стартовый капитал. Не то чтобы у него вовсе ничего не имелось за душой, но для решительных шагов этого было мало. Так что для начала он занялся мелкой торговлишкой в тех пределах, что позволялись горожанам, не уплатившим гильдейского сбора. С талантом и прилежанием занялся, по всему судя. Постепенно торговые операции становились все сложнее и денежнее, так что где–то к середине царствования императрицы Екатерины II Михаил Андрианович, которому только–только перевалило на третий десяток, был уже купцом. И в этом новом качестве включился в такую увлекательную игру того времени, как винные откупа.
Регион для работы он себе выбрал не самый перспективный и денежный — Саратовскую губернию. Более жирные куски разобрали игроки посолиднее и поопытнее. Однако дальнейшие действия Устинова говорят о том, что соображения у него хватило бы на всех его соперников. Для начала он осознал, что из Петербурга саратовским бизнесом сильно не наруководишь, и отправился на Волгу. Там он разогнал нерадивых и вороватых приказчиков, благо все их ухищрения знал и сам, и учредил, как сейчас сказали бы, ручное управление процессом. Деньги потекли ровным и мощным потоком — регион оказался вполне себе ничего. Наверху старания купца оценили и стали ему благоволить, так что некоторое время спустя он расширил сферу влияния на Владимирскую и Пензенскую губернии, а спиртным стал не только торговать, но и производить его, учредив с высочайшего соизволения сразу несколько винокуренных заводов.
Деньги между тем нужно было куда–то вкладывать. И Михаил Андрианович занялся тем, что начал скупать дворянские поместья вдоль Волги, постепенно прибирая к рукам солидные участки земли. А чтобы на него не смотрели как на зарвавшегося нувориша, в каждом купленном поместье он восстанавливал церкви и даже строил новые, быстро приобретя славу человека Божьего, радеющего за веру. В результате в 1798 году за храмостроительные подвиги и финансовые успехи Устинову была пожалована наградная шпага и чин коллежского асессора, автоматически приносивший с собой дворянское звание.
Разбогатевший целовальник
Но — вот беда! — речь шла о дворянстве личном, не передаваемом по наследству, так что мечта детства исполнилась лишь отчасти. И саратовский откупщик снова кинулся в бой.
Состояние его росло, имущество приумножалось, помимо роскошного дома в Саратове появился поражающий своей пышностью особняк в Москве, вызывавший зависть и раздражение у местного дворянского бомонда. А Устинов между тем обзаводился новыми связями и знакомствами. Вот уже его числит добрым приятелем легендарный Денис Давыдов, а самарский губернатор Панчулидзев заезжает к нему на чай и обращается за деловым советом. Московские дворяне морщатся при звуке его имени и величают "разбогатевшим целовальником", а правительство Российской империи между тем приглашает его в 1808–м на государственную службу — в "экспедицию для ревизии негосударственных счетов".
Короче говоря, к 1811 году Михаил Устинов так–таки достиг своей цели: за выдающиеся успехи по службе ему вручают орден Святого Владимира, дворянство становится наследственным. И практически тут же бывший мещанин, чтобы окончательно закрепиться в вожделенном сословии, женится на дворянке Варваре Осоргиной, дочке полковника.
В период службы в Петербурге он и выстроил дом на Фонтанке — огромное здание, лишь малую часть которого занимала хозяйская квартира, а остальной объем предназначался под сдачу, причем исключительно чистой публике благородного происхождения, пусть даже и небогатой. Кстати, жилье у Устинова снимали родители Пушкина. Дом–гигант не отличался по нашим меркам ни особенным комфортом, ни богатым декором фасада, но комнаты были большими, потолки высокими, печи топились хорошо, а во внутреннем дворе хватало места для всех необходимых хозяйственных служб. Иными словами, для начала XIX века это было вполне достойное жилище.
Анна на шее
Михаил Андрианович между тем продолжал трудиться. Устав от столицы, он выговорил себе должность управляющего саратовской Солевозной комиссией.
Таким образом в его руках оказалось распределение огромных доходов от соляных промыслов на озерах Баскунчак и Эльтон.
В 1823 году он вышел в отставку в чине надворного советника и с новеньким орденом Святой Анны на шее. Состояние его превышало на тот момент 10 млн рублей. Но особую гордость у саратовского мультимиллионера вызывал его дворянский герб, увенчанный коронованным рыцарским шлемом и пятью павлиньими перьями. На гербовом щите уместились пчела как символ усердия, орлиное крыло как знак высокого покровительства, золотые колосья, серебряная звезда и даже непонятно как затесавшийся в этот набор знаков ликторский топорик. Это было воплощение сбывшейся мечты всей его жизни.
Скончался дворянин Устинов в 1836 году, оставив пятерых сыновей и дочь, огромный капитал в серебре, золоте и ценных бумагах, 240 тыс. га земли с 6 тысячами крепостных на ней, какое–то невероятное количество отремонтированных и обновленных церквей, а также без малого два десятка новых, еще долгое время называвшихся устиновскими.
Ну а в Северной столице на память о нем остался дом с полукруглым фасадом на углу набережной Фонтанки и Гороховой.
