Постмодерн с атомным моторчиком. Зачем в Исаакиевском соборе спели про ядерную войну

Автор фото: Сергей Коньков

На пение в Исаакиевском соборе оскорбились верующие. Но не в то.

В полемическом задоре некоторые любят утверждать, что постмодернизм умер. Глупцы, говорю им, как же он умер, когда из каждого телевизора, из каждого выступления каждого первого лица — такой постмодернизм, что хоть святых выноси? Есть еще один железобетонный аргумент: существует мнение, что сразу после конца постмодернизма начнется светлое будущее. А оно, как видно, пока не началось.
Но на прошлой неделе стало очевидно, что он умер.
Тут по законам жанра надо определиться с понятиями. Давать определение постмодернизму — дело неблагодарное, но в самом общем виде: это ироническое переосмысление наследия прошлого. Обычно, конечно, умышленное, но в нашем случае — чаще самопроизвольное. Потому что у нас постмодернизм — это не про искусство, а про жизнь.
В начале недели Концертный хор Санкт–Петербурга (хор музея "Исаакиевский собор") разместил в интернете запись собственного выступления в означенном соборе на 23 февраля. Все по–серьезному. Мужчины в костюмах с бабочками, дирижер спиной стоит, у всех в руках ноты, на заднем плане — исторический алтарь. Поют, как "на подводной лодочке с атомным моторчиком, да с десятком бомбочек под сотню мегатонн. Пересек Атлантику и зову наводчика. "Наводи, — говорю, — Петров, на город Вашингтон!" А сверху "друг Вовочка на самолетике не с пустыми люками".
И началось. Причем не только в исполнении тех, кто традиционно воспринимает мир линейно, как набор черного и белого. Но и вполне здравомыслящие люди типа диакона Кураева разразились гневными филиппиками. Причем он, кажется, первым и начал. Песня — сатира из советского андеграунда. Но в сегодняшнем контексте, да еще в таком серьезном исполнении "это никак не смотрится шуткой". "Питерская подворотня перестала быть подворотней. Она рулит. И исповедует принцип "ударь первым", — безапелляционно заключает диакон.
Дальше подключились разные блогеры / колумнисты. Одно дело — когда у костра под гитару или дома под пиво. Это как бы шутка. А если в Исаакиевском соборе и с бабочками — то милитаристическая пропаганда, шовинизм и возмутительность. Тут надо бы продолжить: тем более в храме божьем, под святыми образами! Но тогда критики песенки станут совсем неотличимы от критиков Pussy Riot и прочих верующих с оскорбленными чувствами.
Хотя с точки зрения постмодернизма — только так. Про бомбочки на сотни мегатонн надо петь в кафедральном соборе в бабочках. Иначе в этом нет ценности. Под пиво любой может. Более того, под пиво как раз самым милитаризмом и будет, потому что — искренне.
В этом трагедия. То, что люди, которые как раз и должны воспринимать иронию, утратили эту способность. Про тех, у кого мир черно–белый, не говорим — они и раньше не воспринимали. Кураева можно понять — он, наверное, преследовал собственные цели: например, пораскачивать ситуацию вокруг Исаакия (это ведь такой аргумент для церкви, чтобы вновь потребовать собор, она им воспользуется и спровоцирует новый скандал). Но остальные–то куда?
Ироничное отношение к происходящему в отечестве всегда было единственной дозволенной защитной реакцией граждан на действия российских властей. Граждане овладели ею в совершенстве — а теперь потеряли. Осмеять — значит принизить и выбросить из головы. Отнестись серьезно — неважно, с каким знаком, — признать значимость. А ей, власти, только того и нужно.
Во всем, конечно, виноват Соловьев–Киселев как собирательный образ российской пропаганды. Это он устроил такую милитаристическую истерию, что адекватные люди потеряли способность с иронией смотреть на происходящее. Для самооправдания такое объяснение подойдет, но не более. Как известно, товарищ Сталин был сволочью, но кто написал 4 млн доносов?
Так шедевр постмодернизма "исполнение песни про атомную бомбу Концертным хором в интерьерах Исаакиевского собора" не нашел свою аудиторию. Теоретически это значит, что постмодернизм умер. Но, раз светлое будущее не наступило, возможно, не до конца.