Сдержанная трагедия. "Спитак" Александра Котта

Автор фото: kinopoisk.ru
В российском кино помимо прочего отсутствует традиция рефлексии трагедий современности. В фильме–реконструкции о землетрясении в Армении (7 декабря 1988 года, только по официальным данным, погибло около 25 тыс. человек) это особенно чувствуется. Поэтому автору приходится ориентироваться на американские аналоги, где давно уже сложились свои правила, с которыми зритель привык считаться. Все эти фильмы опираются, в свою очередь, на общую культуру скорби. У нас она только складывается. Кроме того, в нашем кино до недавнего времени все, что происходило в стране в 1980–е или 1990–е, было табуировано, поэтому сегодня подобные фильмы снимать сложнее, чем, например, про войну. Не случайно "Спитак" пригласили снимать именно Александра Котта, автора "Брестской крепости" (2010), где чуть ли не впервые в нашем кино акцент был сделан не только на героизме, но и на массовых жертвах войны.
Этим и объясняется, по–видимому, некоторая сдержанность, с которой картина снята. Как замечают критики, фильм сознательно не растравляет раны, только обозначает беду. У нас привычно опасаются слишком сильного переживания — потому что нет привычки к такому кино, душа и сердце не приучены переживать боль на экране. Поэтому российский режиссер, приступая к съемкам подобного фильма, вынужден вести себя скорее как психолог, а не как художник.
Но можно понять и нашего зрителя. В отличие от американского, постсоветский за эти 30 лет пережил столько реальных трагедий, которые коснулись его впрямую или по касательной, что любая трагедия на экране будет казаться ему подделкой. Хотя, с другой стороны, можно было бы сказать, что экранные страдания как раз и должны были бы врачевать реальные раны, но все–таки, видимо, пока это не наш случай.
Все остальное в фильме есть: и ужас, и растерянность, и цементная пыль в каждом кадре, и помощь, и погибшие, и счастливые случаи спасения. Особенно потрясает сцена в спитакской школе № 1, где обрушилась крыша и дети погибли не от удара, а от отсутствия воздуха. Режиссер говорит, что во время съемок при работе с массовкой (а снимали, конечно, в Армении) ему ничего не нужно было объяснять, буквально у каждого из местных жителей кто–то погиб или пострадал во время землетрясения, и память о трагедии до сих пор жива. Подлинные истории — когда под честное слово из местной тюрьмы выпустили заключенных — на неделю, для помощи в поисках и расчистке завалов, и все потом вернулись обратно; про участие — впервые в СССР — иностранных спасателей со всего мира; про местный стадион, который стал местом сбора погибших, — все они вплетены в повествование. В первых кадрах звучит имя Горбачева, что сегодня редкость в кино.
Для самого Котта эта трагедия — еще и широкая метафора распада СССР. Именно под этими развалинами и была окончательно похоронена советская идеология, хотя на призыв помочь Спитаку и Армении отозвались тогда миллионы людей в бывших советских республиках.
Главный герой по имени Гор ищет среди развалин свою семью, в итоге, благодаря счастливому и в чем–то мистическому случаю, находит всех живыми. На фоне остальных трагедий такой хеппи–энд не кажется преувеличением — а служит необходимой надеждой.