Уже полгода наша коллега, наша подруга, наша Маша борется с тяжелым недугом. Дело это трудное. Но Маша не сдается. Мы от всей души желаем ей победы. Начиная с сегодняшнего дня, мы будем рассказывать свои личные истории про Машу, чтобы она и весь мир поняли, как сильно мы ее любим и нуждаемся в ней.
Ирина Панкратова, экс-редактор «Делового Петербурга», специальный корреспондент журнала РБК (Москва):
Мы с Машей и ее дочкой встретились на Малой Охте. Стоим у деревянных ступенек маленькой церкви, больше похожей на избушку. Рядом третий год как строят храм святого апостола Андрея Первозванного, в народе — «храм рыбаков». На дворе посткризисный 2015. Я нервничаю: собралась на первую в жизни исповедь. Чтобы отвлечься, разглядываю, как легковушки в такт моему настроению суетливо паркуются напротив, у большого торгового центра. Люди спешат за покупками. Вдалеке шумит Ладожский вокзал.
«Ты расскажи батюшке обо всех своих сомнениях, не бойся», — морально готовит меня Маша ко входу в церковь-избушку.
Обо всех моих сомнениях, Маша, не рассказать и за месяц, и за год, думаю я. Вот стоишь ты, Маша, и крепко держишь за руку дочку. Она стеснительно теребит подол потертой курточки и смотрит на тебя большими влюбленными глазами. Также, как и другие дети, которых ты в школе учишь печь пироги или вышивать. У тебя дар, Маша. Ты укрываешь людей каким-то удивительным защитным куполом покоя. Потому они к тебе и тянутся, замечала?
Вот одно из тысячи моих сомнений — стоит ли доверять миру, в котором защитить такую волшебную Машу, объективно говоря, некому. Через час ты, Маша, с дочкой вернешься в свою убитую квартирку на втором этаже дома-«панельки», прямо над продуктовым магазином. Оттуда к тебе ползут то насекомые, то неприятные запахи. Накануне ты вызвала к дому льготное такси для своей второй дочки, у которой ДЦП. Но «социально ориентированные» чиновники отказали. Мол, не в больницу же едете, доберитесь сами. Ты расплакалась, а потом взяла себя в руки, подвела глаза тушью с распродажи и побежала, улыбаясь, на одну из своих работ. Стоит ли доверять миру, который так часто бьет безоружную девочку? Ты, Маша, всегда говоришь «стоит, в любом случае», а спорить с тобой невозможно. Кто же станет спорить с собственным куполом покоя.
Пока я сомневаюсь, Маша дергает дверь и заходит в предбанник церквушки. Мы с ее дочкой семеним следом. Окунаемся в запах ладана и тихие звуки потрескивания церковных свечей.
«Батюшка, это Ира, мы с ней работаем вместе в редакции газеты, она очень хороший журналист, а сейчас готовится стать крестной для сына своего близкого друга», — Маша легонько подталкивает меня к протоиерею Виталию. И я вдруг начинаю говорить. Выкладываю незнакомому человеку свои глубинные страхи и ошибки. Разве я бы решилась, не будь надо мной машиного купола покоя? Не-а.
Оказывается, у протоиерея Виталия исповедовался и мой любимый певец Борис Гребенщиков. Он же — машин любимый певец. Для храма рыбаков, который откроется-таки спустя два года, осенью 2017, Гребенщиков передал одну из своих икон.
Как и БГ, я так и не поверила в Бога строго в рамках одной из религий. Я верю в смелых честных людей, в прямоту, открытость и верную дружбу, в яркую любовь и еще более нерациональную штуку — в чудеса. Маша — все перечисленное сразу. Я пишу это и не знаю, как сказать ей, что все будет хорошо. Но в наушниках играет «Аквариум», и прямо в эту секунду звучит: «Не плачь, Маша, я здесь. Не плачь, солнце взойдет. Не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас? Небесный град Иерусалим горит сквозь холод и лед. И вот он стоит вокруг нас и ждет нас, ждет нас».
Документы, подтверждающие диагноз, и счет на лечение предоставлены редакции ДП.
