Распалась цепь великая. Историк Лев Лурье о юбилее царя–реформатора

На этой неделе исполняется 200 лет со дня рождения императора Александра II. Первое сильное впечатление цесаревича — 14 декабря 1825 года. Его отец, будущий Николай I, выносит семилетнего сына на руках на Дворцовую площадь, к гвардейским саперам. Это была первая часть, пришедшая на выручку Николаю I во время бунта декабристов.
События 1825 года предопределили политику 30–летнего царствования императора Николая. Человек неглупый, он понимал, что реформы России необходимы, но вспоминал своих отца Павла I и деда Петра III: всякая попытка нарушить баланс в обществе, пусть и исходящая из благородных и прагматических соображений, может закончиться трагически. Поэтому, пока не капало, Николай I ничего не менял. Его империя была сверхдержавой, он сам — царем царей, повелевавшим по существу не только Россией, но и всей Европой. Все поменялось к 1855 году. В Крымской войне с объединенной Европой (противниками были Англия, Франция, Италия, Турция, а Австрия соблюдала враждебный нейтралитет) Российская империя потерпела унизительное поражение.
Монархист Федор Тютчев, всю жизнь льстивший всем императорам, после смерти Николая I написал: "Ты был не царь, а лицедей". Действительно, Николай I не только был императором, но и играл роль императора. И он сам срежиссировал конец пьесы. Не в силах терпеть унижение, принял мышьяк. Причастился, соборовался, вызвал сына и сказал ему, как часовой часовому: "Сдаю тебе, Саша, пост не в полном порядке".
К тому времени Россия безнадежно отстает от Запада и постепенно может превратиться в тогдашнюю Оттоманскую империю — слабеющую, распадающуюся на части. Чтобы оставаться великой, России надо меняться.
Вся повестка уже давно выработана. Освобождение крестьян, местное самоуправление, смягчение цензуры, введение суда присяжных, политическая амнистия, всеобщая воинская повинность.
Есть и те, кто готов реформы делать. Молодые чиновники из окружения великой княгини Елены Павловны и моряки — подчиненные брата царя, великого князя Константина Николаевича, генерал–адмирала русского флота. Этих тогдашних системных либералов называли партией Мраморного дворца (по обиталищу великого князя Константина).
То, чего боялся Николай I, довольно быстро воплотилось в жизнь. Реформы полностью разбалансировали существующий порядок вещей, новый же складывался десятилетиями. Все смешалось в доме Облонских. Распалась цепь великая, распалась и ударила: одним концом по барину, другим — по мужику.
Русские помещики, все эти Маниловы, Коробочки, Собакевичи, может быть, не отличались высокими интеллектуальными и нравственными качествами, но были единственными послами порядка и просвещения в дикой и неграмотной деревне. Они мгновенно прокутили выкупные деньги, полученные от государства за освобождение крестьян, и оказались на мели: мужику теперь не прикажешь. В города хлынули Раскольниковы и Настасьи Филипповны.
Крестьяне не слишком обрадовались свободе: земли у них стало меньше, и они считали, что помещики их обманули.
Царь хотел отдать землю всем, кто ее обрабатывает, поровну, но так не получилось. Мужики тоже ринулись в столицы, чтобы заработать хоть какую–нибудь копеечку. Столицы пухнут от новоселов.
В мутной пореформенной воде завелись новые хищные рыбы, тогдашние новые русские. Дворцы на Английской набережной и особняки Мойки переходили в руки бывших откупщиков, факторов из еврейских местечек, мелких сенатских и министерских чиновников. Рюрикович Стива Облонский сидит в приемной одного из них, надеясь на получение денежной должности. Взятки давали не только столоначальникам, их, не обинуясь, брали министры, великие князья, фаворитки государя.
К 1864 году, когда было подавлено восстание в Польше, всеобщее негодование по поводу реформ заставило их свернуть, тем более что у противостоящих либералам силовиков был козырь: поляков удалось прижучить.
Последние 15 лет царствования Александра II шли как бы по инерции. Можно сказать, что государь побывал и Горбачевым, и Ельциным, и Путиным.
В оппозиции к государю были сторонники старого порядка, составлявшие так называемую партию Аничкова дворца (там жил наследник — будущий Александр III). Идеалистически настроенные дворянские деятели тоже отнеслись к реформе 1860–х отрицательно. Появились народники, а позже народовольцы — своеобразные нацболы XIX века (как говорил Плеханов, славянофилы с бомбой).
"Народная воля" считала русскую крестьянскую цивилизацию идеальной моделью для всего мира. Народовольцы поддерживали еврейские погромы. Между идеологией Победоносцева и теоретическими положениями народничества много общего. Недаром идеолог "Народной воли" Лев Тихомиров стал, как бы сейчас сказали, обозревателем центральных каналов при Александре III.
Когда в 1881 году взрыв Игнатия Гриневицкого закончил земной путь Александра II, пожалели немногие. И все же царствование Александра II — это "Война и мир", "Анна Каренина", "Былое и думы", "Идиот", "Дворянское гнездо", "Лес", "Левша". Это "Могучая кучка", балеты Чайковского и Периодическая система Менделеева. Реформы дали мощный пласт русской культуры, который до сих пор является основой нашего экспорта.
Что же касается экономики, то разумность преобразований царя стала ясна где–то через 15–20 лет, когда все улеглось и утихомирилось. Но хочется всего и сразу. Недаром роман Юрия Трифонова об убийцах царя называется "Нетерпение".