Лучший момент новой постановки Галины Ждановой в театре "Суббота" — как невесту обряжают к свадьбе. Тут уже не важно, Шекспир ли это, много ли шума, с чего бы. Обнаженную (ну, почти) Варвару Смирнову–Несвицкую медленно–медленно обмазывают белой густой краской, обматывают черными мусорными мешками пополам с изолентой под сумрачно–драйвовый саундтрек Дмитрия Аникина (он же Re’sequence project, которому отдельный респект за музыкальную подкладку постановки). Надутые черные мешки отлично имитируют пышные кринолины. Актриса — ну чистая этрусская статуэтка. На голову водружают лук (тот, из которого стреляют), на него — фату–шлейф из строительного полупрозрачного полиэтилена — видеоарт на стыке современного танца и арт–брю готов. Дальше спектакль можно не продолжать.
Однако уже в следующей сцене якобы обманутый жених (Клавдио — Владислав Демьяненко) в приступе неконтролируемой агрессии в клочья раздирает мешки, пинками заворачивает в полиэтилен статую–невесту, вручает хорошо упакованный труп в руки отцу, который и сам бы убил дочь–шалаву, если б его не опередили. Чем не феминистический трактат о патриархате, правящем миром? Богатая тема для актуализации Шекспира, тем более такого: с двумя сомнительными любовными интригами и острой на язык Беатриче (отличная работа Софии Андреевой), агитирующей против института брака с жаром суфражистки совсем другого века.
Но статуя Геро, уходя, начинает вяло оправдываться и очень уж по–человечески стрелять глазами, но тема мужского насилия растворяется в попытках доходчиво пересказать шекспировский сюжет: все признания в любви произнесут, все свадьбы сыграют, где не доверяют действию, там повторят словами, где на действие не остается времени и сил, быстренько сообщат "содержание прошлых серий", где образу недостает актерской (или режиссерской?) выдержки — смягчат, разнообразят, а то и вовсе дадут сыграть другого персонажа.
Так, например, происходит с Владимиром Шабельниковым: премьер театра в роли арагонского принца Дона Педро является на сцену батяней–комбатом загадочной ЧВК в черной военизированной форме без опознавательных знаков. Чем невыразительнее его мимика и скучнее жесты, тем лучше для всех, ведь любое движение пальца — приказ (например, отжиматься в позе задумчивого удава), а любая прихоть (например, поженить "старых холостяков" Беатриче и Бенедикта) — закон. Но зачем, зачем он перевоплощается в карикатурного, буффонного злодея Дона Джона? Этот тайный брат, узник в смирительной рубашке, мог бы стать куда более мрачным и красноречивым alter ego опасного солдафона, самоназначенного повелителя жизни в отдельно взятой Мессине. И зачем, скажите на милость, сцена мальчишника перед свадьбой с травестией в исполнении мачо–Бенедикта (Иван Байкалов) и снятием штанов по кругу? Как это не вяжется с брутальным мужским кодексом, которого, казалось бы, столь жестко придерживаются все собравшиеся на сцене: и солдаты–арагонцы, и мирные жители, включая жительниц.
"Много шума из ничего" для милого, старомодного театра "Суббота" — спектакль неожиданный. Галина Жданова, кажется, решила взять быка (труппу) за рога и уместить в Шекспира все, что знает о жизни и современном поведении на сцене. Отсюда буйная пестрота режиссерских находок. Каждую из них — от белого кубика Рубика в руках Монашки (Марина Конюшко) до сцены маскарада, где артисты прячутся за масками–фотографиями самих себя, — стоило бы рассмотреть поподробнее, а еще лучше — распробовать на вкус и смысл. Вместо того за смысл отвечают вставные монологи — исповедальные тексты Макса Фриша, Клима, Хармса, стихи Цветаевой и Псоя Короленко, — а также обрамляющие спектакль фрагменты из "Розенкранца и Гильденстерна" Тома Стоппарда.
В итоге имеем зрелище пестрое, слегка бессвязное, но нисколько не скучное. Набор актерских работ — неровный, но весьма многообещающий.
Одним словом, любопытный опыт. Понять бы только, почему его поставили над "Много шума из ничего", а не какой–либо иной (любой другой) классикой?
