Факты таковы: Прокофьев начал сочинять балет "Золушка" еще в 1940–м в расчете на работу с Вахтангом Чабукиани. Балет увидел сцену сразу после войны — в ноябре 1945–го. Премьеру в Большом театре доверили Ростиславу Захарову, и, говорят, Прокофьеву эта постановка не больно–то была по душе. Уже через несколько месяцев в Кировском свою "Золушку" создал Константин Сергеев. Оба спектакля — или их возобновления — долго оставались в репертуаре, оба запечатлены в фильмах–балетах. Еще советская критика вынесла окончательный вердикт: балет Сергеева — образцовый, спектакль Захарова — излишне пышный и нетанцевальный.
Главный хореограф Михайловского театра Михаил Мессерер известен своим вечным спором с балетной критикой всех, не только советских времен. Он не видит ничего дурного в старом драмбалете. Классические спектакли 1940–1950–х, которые он так любит восстанавливать, считает не памятниками сталинского ампира, а живыми шедеврами, созданными вопреки официальному стилю. Наконец, ему просто больше нравится хореография Захарова, да и в молодости Мессерер много разговаривал с балетмейстером — вот и взялся за его "Золушку". Во всяком случае, так гласит официальная версия событий в Михайловском театре.
Сколь бы ни было интересно разбирать подводные камни этой истории (будь то явная страсть руководства театра к традициям, скрепам и всему "красивому" или тайные нити, связывающие Михаила Мессерера с его балетным детством, когда любая трава была зеленой), старую–новую "Золушку" надо признать сногсшибательным успехом. Вот только кропотливая работа хореографа–реставратора тут ни при чем.
3D–декорации Вячеслава Окунева, Глеба Фильштинского и студии Show Consulting — вот главный мотор спектакля, заставляющий публику ахать и вздыхать, как в детстве (или как в кино). Самый первый видеонаезд на буколическую усадьбу, в которой живет Золушка, настраивает на гаррипоттеровский лад. Настройка верная: впереди сплошное фэнтези с волшебными превращениями: лета в осень, часов в карету, дворца в угрожающий лабиринт, барочного сада с "настоящим" фейерверком в безбрежный космос. Проекции на диво яркие и дышащие — в них и птички летают, и солнечные тени ползут. Стыки видео с реальными декорациями плавны и аккуратны, во всяком случае в первом–втором актах. В каждом действии своя видеокульминация, свои "американские горки" — надо сказать, они довольно точно увязаны с музыкой Прокофьева и близки к сценографии Петра Вильямса 1945 года, которую, по идее, реконструируют.
Читайте также:
Культура
Культ личностей. XX фестиваль EARLYMUSIC
Среди всей этой кинематографической красотищи танцы несколько теряются. Иных (например, не так уж ловко исполненных вариаций Весны, Лета, Осени и Зимы или вовсе пропавшего из спектакля Отца Золушки) совсем не жалко. К другим хочется присмотреться внимательнее — например, с помощью фильма "Хрустальный башмачок" 1960 года с хореографией Захарова. Как у команды художников все цвета стали ярче, а балы — пышнее, так и у Мессерера все характеры укрупнились, словно под лупой. Мачеха с сестрами танцуют все то же самое, только в десять раз смешнее (видно, что Ксении Русиной, Екатерине Одаренко и Екатерине Беловодской над этой комедией пришлось немало потрудиться). Принц (великолепный Виктор Лебедев) стал еще прыгучее. Золушка (Анастасия Соболева), напротив, истаивает, что та Снегурочка, отказавшись от малейших признаков жизни, точнее жизнерадостной бравурности. Сольным партиям Шута (Роман Волков) и Танцмейстера (Андрей Яхнюк) тоже крупно повезло — в отличие от сцен с кордебалетом (кажется, под лупой общих планов не рассмотришь).
Назвать михайловскую "Золушку" восстановлением или реконструкцией первоисточника язык не повернется. Это кино имеет то же отношение к балету Захарова, что нынешняя Новая Голландия — к валлен–деламотовской, парк интеллигентных аттракционов — к рабочему когда–то промышленному объекту. "Золушка" 1945 года, пожалуй, претерпела именно реновацию. К счастью, не ту, что ожидает кварталы московских хрущевок, а ту, которую пережили они же, только не в нашей стране: материалы новые, фасады приятные глазу, а жильцы те же. Настоящие, сохранившие и личную историю, и давно протоптанные по кварталам дорожки.
