Дело уже не только в деньгах

Наследник издательского бизнеса с почти 100–летней историей Кристофер Форбс рассказал "ДП" о влиянии СМИ, реакции на рейтинги самых богатых людей и о том, как он вместе с братом ради продолжения семейного бизнеса продал фамильную коллекцию яиц Карла Фаберже, впоследствии оказавшуюся в петербургском музее.

Forbes известен рейтингами самых богатых людей. Как реагировали читатели на рейтинги самых богатых людей в разных странах?

— Каждый раз, когда мы выпускаем списки самых богатых людей, реакция разная. В США много тех, кто не хочет попадать в списки Forbes, но если потом они в них действительно не попадают, они расстраиваются не меньше. В Азии, в Китае, напротив, нас зовут "хранителями имиджа", такие рейтинги там очень ценят.
В Европе есть семьи, которые скрывают свое состояние годами, и те, кто им гордится.
Люди часто спрашивают, точны ли эти списки. Нет, они не совершенно точны, но точнее, чем если бы их составлял кто–то другой. Как–то мне сказали, что имена в списке верны, но нам следовало бы поставить их в другом порядке. И я был горд, что имена верны.
Я помню, как один из участников рейтинга однажды позвонил с благодарностью, так как, когда ему пришлось делить имущество при разводе с женой, было учтено лишь то состояние, которое оценили именно мы.

12 лет назад, когда издание пришло в Россию, такие рейтинги появились и в нашей стране. Реакция здесь отличалась?

— В России участники рейтинга не хотели, чтобы все узнали, насколько они богаты. Как вы знаете, после выхода рейтинга самых богатых россиян наш первый главный редактор (Пол Хлебников. — Ред.) в России был убит.

Вы как–то связываете эти события?

— Было много версий того, из–за чего это произошло: из–за его книги о чеченском сепаратисте, из–за истории с Борисом Березовским или из–за того, что кто–то оказался в рейтинге самых богатых россиян.

А удержать вас от публикации рейтингов или повлиять на включение в эти рейтинги определенных людей кто–нибудь пытался?

— Знаю, что супруга мэра Москвы пыталась сделать так, чтобы не оказаться в рейтинге самых богатых людей. Но я не знаю деталей, я не был вовлечен в эту историю. Тогда нам пришлось напоминать нашим партнерам, что мы не можем убрать ее из рейтинга просто потому, что она этого хочет, это делает рейтинги бессмысленными.

На лекции в музее Фаберже вы упоминали о моменте, когда вам пришлось распрощаться с коллекцией яиц Карла Фаберже, которую начал собирать еще ваш отец. Как это было?

— Мы начали поддерживать онлайн–версию издания и продолжали нести убытки. Если до 2001 года продажи рекламы было достаточно для вложений в онлайн, то после 11 сентября бизнес просел. Нам пришлось серьезно задуматься над тем, что делать дальше. Мы могли перестать инвестировать в онлайн–версию и сохранить коллекцию или продать коллекцию и продолжить инвестировать в онлайн–издание. Мы поняли, что наше достояние — это бизнес, так что мы все–таки приняли решение продать коллекцию.

Приехав в Петербург сейчас, вы впервые увидели, как принадлежавшая вам коллекция разместилась в Музее Фаберже?

— Да, я ее впервые увидел и думаю, здесь лучше, чем в том небольшом кабинете в Нью–Йорке. Думаю, что здесь ее увидит больше людей, чем в офисе Forbes. Мы уже переехали из того офиса в Нью–Йорке, и теперь наша штаб–квартира находится в Джерси, но люди до сих пор иногда спрашивают, куда подевалась коллекция.

Что изменилось за то время, что существует журнал? Вы ведь застали читателей, которые привыкли к печатным газетам и журналам.

— Наверное, я последний, кого стоит об этом спрашивать, но я помню, как первый редактор нашей онлайн–версии объяснял нам, что, если мы просто поместим еженедельное издание в Интернет, мы выбросим деньги. Сейчас все продолжает меняться. Пять лет назад около 5% читали нас с мобильных устройств, в наши дни — более 50%.
У меня спрашивают, продолжит ли печатная версия Forbes существование в будущем. Думаю, что она всегда будет существовать. Но сейчас 70% доходов поступают из онлайна, и, если мы хотим быть актуальными, нам необходимо адаптироваться к тому, как наша аудитория хочет потреблять информацию.
Изменилось и то, как мы генерируем информацию. Раньше все материалы, за редким исключением, создавались только сотрудниками редакции, сейчас редакторы превратились в импресарио, которые управляют талантами, у нас более 2 тыс. авторов.

Что вы думаете о свободе слова в наши дни?

— Думаю, СМИ сейчас свободнее, чем 25 лет назад, но они, возможно менее свободны, чем 5 лет назад.

Как вы считаете, сейчас СМИ более влиятельны, чем раньше?

— Я думаю, что медиакомпании часто переоценивают свою значимость. The New York Times не так влиятелен, как когда–то был, потому что люди черпают информацию из множества других ресурсов. Кто–то может просто запостить новость в Twitter.
Уже не имеет значения, сколько денег вкладывается в СМИ. Губернатор Буш потратил более сотни миллионов долларов и не стал делегатом. А Трамп потратил не так уж много средств, а стал президентом. Так что дело не только в деньгах.

Раз уж вы упомянули Трампа. Что вы думаете о нынешних выборах в США?

— Мой брат дважды участвовал в президентской гонке. Первый раз он показал удивительно хорошие результаты, во второй, в борьбе с Бушем, просто потратил наследство моих племянников. Но мне нравится наша избирательная система — во времена холодной войны я говорил, что КГБ не знает, кто будет нашим президентом, мы и сами не знаем. Система номинации представляет очень неожиданных кандидатов.