Сила давления

Всего три недели прошло после выборов, а на головы россиян обрушилось такое количество неоднозначных происшествий и громких заявлений, какого раньше хватало года на полтора–два. В Москве открылась фотовыставка Джека Стерджеса, которую тут же заявились разгонять "Офицеры России", — естественно, это вызвало бурную дискуссию на тему морали и чистоплотности.

Глава Чечни Рамзан Кадыров выпустил целую очередь: сначала призвал расстреливать наркоманов без суда, затем, не дав никому опомниться, провел детский турнир по боям без правил с участием собственных сыновей, спровоцировавший эпический конфликт с участием президента Союза ММА России Федора Емельяненко, чеченских бойцов, нового детского омбудсмена Анны Кузнецовой и Кремля.

В Петербурге продолжают атаковать мемориальную доску в память о финском маршале Карле Густаве Маннергейме: ее уже обливали краской, расстреливали, а теперь активисты "Другой России" изрубили доску топором.

Министр культуры Владимир Мединский бегает от диссертационного совета, стремящегося лишить его звания доктора исторических наук за вопиющую "ненаучность" труда. На этом фоне Владимир Путин расторгает соглашение с американцами о переработке оружейного плутония, сопровождая свой ход небывалыми по резкости пояснениями.

Все это — немного too much для такого короткого промежутка времени. Педофилия, "казаки", США, Кадыров, диссертации — те самые темы, которые в последние годы вызывали больше всего общественных дискуссий. Для полноты картины не хватало только какого–нибудь нового околоцерковного скандала, и он не замедлил последовать после подписания патриархом Кириллом обращения против абортов.

В ожидании команд

В Кремле и Белом доме после сентябрьских выборов в Госдуму по традиции приступили к переделу кресел: сменились руководящие кадры в администрации президента, готовится, по данным газеты "Коммерсант", перевод Аркадия Дворковича из вице–премьеров в президенты ОАО "РЖД".

Кадровые перестановки для чиновников — дело рутинное, указывающее на новые приоритеты в работе. Но и общество тоже нуждается в указании приоритетов, раз уж выборы принято считать точкой отсчета.

Необходимо понять, зачем были нужны вот эти "честные выборы", с которыми 2 года носилась президентская администрация, почти даже всех в это заставившая поверить. Технология ли это, про которую уже можно забыть, или же "честные выборы" задумывались как признак перемен, то ли "оттепели", то ли "заморозков".

Возможно, увлекшись организацией процесса, власть забыла придумать, что делать дальше. Владимир Путин, во всяком случае, делает разнонаправленные движения, то предлагая подумать над сокращением количества партий, то заменяя откровенно одиозные фигуры во власти на людей с нерадикальным бэкграундом. В неопределенных условиях все главные раздражители в российской политике проявили себя почти одновременно — все стараются призвать власть поскорее определиться, всем нужно понять, после выборов будет как раньше или как–то по–другому, можно ли теперь чуть больше, чем раньше, или нет. Это будет понятно по реакции власти на скандалы.

Страх выбора

Пока однозначный ответ, кажется, еще не придуман. "Офицеры России", выскочившие раньше других, добились закрытия выставки, но и сами нарвались на судебный иск и разоблачительные статьи в лоялистских "Известиях". Может быть, выставку закрыли, вспомнив старый испуг, а на самом деле можно было и не закрывать? Год назад такой вопрос вообще бы не возник, а теперь возникает.

Диссертацию Владимира Мединского отозвали с рассмотрения диссовета УрФУ, но дело не закрыто, теперь ВАК будет думать, куда ее направить для нового рассмотрения. Сигналов от власти пока нет, непонятно, как поступить. Что касается вывертов чеченского лидера, то с ними, конечно, Кремлю вообще непонятно как поступать, но вот сейчас начался суд над убийцами Бориса Немцова, и посадят в итоге "настоящего патриота России" Заура Дадаева или нет — это будет хоть какой–то, но ответ.

Главный вопрос в том, какую роль теперь будет играть общественное мнение: никакого, как раньше, или же президент готов прислушиваться и реагировать хотя бы на самые вопиющие случаи. Применительно к регионам стоит последить за судьбой самарского губернатора Николая Меркушкина, прославившегося в последнее время своими комичными монологами о геополитике в целом и связи посла США с долгами по зарплате на "АвтоВАЗагрегате" в частности. Сообщают, что его будто бы вот–вот отправят в отставку, и тогда это будет значить, что, во–первых, общественное давление становится рабочим инструментом, а во–вторых, что потешный консерватизм в "казачьем" духе выходит из моды.

Не менее интересна история с бастующими ростовскими шахтерами — она очень похожа на "пикалевский бунт", но на этот раз Владимир Путин не спешит лететь разруливать вопрос в ручном режиме.

В условиях, когда на выборы не пришло, впервые в новейшей истории, больше половины избирателей, у президента должен, по идее, появиться интерес к налаживанию обратной связи с населением. Согласится ли он на то, что эту связь может осуществлять неконтролируемое общество, или испугается — большой вопрос.

Нет нужды в выборе, когда общественные институты работают сами по себе, но в обществе строгой иерархии четких ориентиров ждут исключительно от верховной власти. Определяться страшно, но не определяться еще страшнее.