Только не зеленеть!

Все–таки театр похож на море. Которое, конечно, порой наполняет невод одною тиной и травою морскою, однако важнейшее его свойство — это самоочищающаяся стихия. Возникает общественный запрос — и театр отвечает на него. У художников разного возраста, опыта, школ и эстетических пристрастий вдруг просыпается потребность говорить с современниками о том, что с ними происходит. Время вызывает к жизни новые тексты и заставляет снять с полки запылившиеся, казалось бы, старые.

Один из них — знаменитая пьеса Эжена Ионеско "Носороги". Основатель театра абсурда сочинил ее в конце 1950–х, она давно признанная классика — но вдруг, здесь и сейчас, зазвучала с прямо–таки обжигающей актуальностью.

Французский городок, уличное кафе, лавка, обыватели тусуются, и тут течение размеренной несколько сонной жизни прерывает носорог — мимо, сопя и топоча, проносится неведомо откуда взявшаяся зверюга. Потом назад (или это уже другой носорог?), по пути раздавив кошку. Потом мы видим контору издательства — один из сотрудников не явился на службу, зато явилась его перепуганная жена: он превратился в носорога. И пошло–поехало: уже и этот на глазах зеленеет и покрывается грубой толстой кожей, и у того на лбу шишка — режется рог, и людей все меньше. И эти оставшиеся начинают видеть в доминирующем непарнокопытном большинстве красоту, а в его реве слышать музыку.

Сохранить человеческий облик удается только Беранже, главному герою. Он работает в том самом издательстве. Недотепа. Выпивает. В любви не слишком удачлив. Словом, самый обыкновенный, даже заурядный человечек. От прочих его отличает разве что изъян… уж не знаю, как называется это свойство — может быть, совесть? В общем, он ни за что не может признать отвратительное прекрасным. Боится превратиться в носорога. А когда все–таки сдается, хочет примкнуть к остальным — не выходит. Что–то в нем не позволяет, как все, обзавестись зеленой шкурой и рогом. Ну не злободневно ли?

Режиссер Александр Кладько, следуя Ионеско, ведет спектакль от буффонады к серьезу.

Сцена обставлена музыкальными инструментами — джазовый ансамбль жарит всякие хиты вроде Money, money из "Кабаре" Боба Фосса, но с новыми текстами (Бориса Бирмана) про то, как классно быть носорогом и как прикольно его любить. Логик — Максим Студеновский и Старый господин — Владимир Кочуров, два гаера, словно из комедии dell’arte, устраивают пародийные дивертисменты (несколько, впрочем, затянутые). Официант — Владимир Карпов уморительно изображает лицо, донельзя закосневшее в нетрадиционной ориентации. А Домашняя хозяйка — Софья Карабулина справляет гомерически смешную тризну по убиенной кошке. Столь же гротескны сотрудники издательства (ярче всех Дюдар — Алексей Ведерников). И Жан, друг Беранже, — Сергей Агафонов, на наших глазах оносороживаясь, перекашивается во все стороны, будто новое естество распирает его изнутри…

Художник Борис Шлямин ограничился обозначением мест действия: вывески лавки и кафе, металлическая офисная мебель и кофемашина, дверь с кроватью в квартире Жана и стремянка (она же книжная полка) у Беранже. Но — как и должно быть в театре и как умеют в "Мастерской" — точность и достоверность игры пробуждает наше воображение, заставляет верить и сопереживать.

Хотя некоторым кускам спектакля еще предстоит как следует пропечься, в нем есть главная удача: Беранже Арсения Семенова. Прежде этот отличный молодой актер работал в основном в острохарактерном рисунке, здесь же он неожиданно предстал умным и печальным рефлексирующим интеллигентом. Кем–то вроде героя довлатовского "Заповедника".