Почему кризис 2015 года совсем не похож на кризис в 2008

Сергей Иванович, в начале декабря вы говорили о том, что до нового года в российской экономике должно произойти нечто, что даст бизнесу понимание текущей ситуации. 16 декабря ЦБ повысил ставку до 17%, и рубль рухнул. Это и есть то самое, что должно было дать это понимание?

— И я, и аналитики нашей компании говорили, что создать контур сегодняшней ситуации будет сложно. Мы видим большое количество развилок развития ситуации в будущем. Ситуация по степени вариативности напоминает перевернутую елку, большинство значимых факторов удовлетворительному прогнозированию не подвержены. Мы исходим из того, что при высокой вероятности неожиданных событий раньше второй декады февраля ожидать прояснения ситуации не приходится. В феврале–марте будет больше понимания, и бизнесу нужно задуматься о необходимости корректировки стратегии, проанализировать, что менять. Повышение ключевой ставки — событие, которое многое проясняет, дает ответ на вопрос: что будет делаться, чтобы ситуацию оздоровить. Существенных изменений в принципиальных подходах к условиям ведения бизнеса в России пока не происходит, значит, ситуация продолжит двигаться в нежелательном направлении.

И что будет происходить?

— Если задуматься о значимости факторов, которые сегодня влияют на ситуацию, то самый сильный, изменяющий конъюнктуру, — это цена на нефть. Я бы оценил его вес в 40%. Второй по силе фактор — это неблагоприятные условия для инвесторов и неблагоприятный бизнес–климат (30% веса). А третий — последствия санкций. Все усложняется еще и тем, что мировая экономика не торопится расти и никакого поддерживающего спроса с ее стороны в 2015 году не ожидается (кроме металлургии, удобрений и ряда технологических продуктов и сервисов — в атомной энергетике, оптике).

Цена на нефть снижается. Мы считаем, что стоит ориентироваться на цифру $40 за баррель: именно на этой цифре может остановиться падение, но это вовсе не значит, что все быстро развернется обратно в рост. Цена $40 — это порог, при котором добыча сланцевых углеводородов становится, по расчетам самих производителей, экономически нецелесообразной. Нужно учесть, что часть нефти, в том числе сланцевой, уже оплачена: мы видим цены, по которой ее уже купили. Сегодня мы можем только следить за развитием событий.

Как вы оцениваете действия ЦБ по повышению ставки?

— Да, это действие ЦБ может иметь определенный смысл, например сделать стратегии спекулянтов более предсказуемыми. Наверное, какая–то польза от этого есть. Если говорить про снижение инфляции, то это несвязанные вещи, у нас природа инфляции не имеет никакого отношения к этой ставке. Инфляция обусловлена постоянным ростом тарифов монополистов и платы за неэффективное управление (коррупционная рента). Тарифы и рента продолжают расти. Этот факт, к сожалению, не дает нам сигнала об однозначном, ясном и твердом движении к созданию лучшего инвестиционного и бизнес–климата. Ситуация, связанная со сдвигом экономики в рецессию, пока остается. Может ли она измениться? Однозначно да. При двух условиях. Первое — издается указ, распоряжение, закон, как угодно назовите, в котором инвесторам и бизнесу говорят о конкретных действиях поддержки и специальных условиях: теперь будет так, и так будет долго. А самое главное — начинаются действия лиц, имеющих масштабные полномочия. Через 8–10 месяцев мы увидим другую ситуацию. Здесь нужно понимать, что все эти курсовые танцы — это движение капитала. Капитал бежит из России, бежит от рубля. Большинство из нас не сомневаются в будущем процветании и своей страны, и российской экономики, но мы отдаем себе отчет, что для этого должно начаться последовательное движение, и ему мало помогает паника.

Мы не ждем легкой ситуации в 2015 году. Во–первых, экономика начала смещаться в рецессию еще до всяких санкций, при высоких ценах на нефть. Во–вторых, когда нефть поехала вниз, этот процесс принял с ходу такой вот оборот, потому что цены на нефть сильно влияют на нашу экономику. В 2004 году весь объем российского экспорта был равен $204 млрд. Весь. Вместе с нефтью, рудой, газом, лесом, включая товары и услуги. В 2013 году весь несырьевой российский экспорт без нефти, без газа равен $238 млрд. Еще 10 лет, и мы перестанем быть территорией, которая "трясется" из–за нефти. То есть мы в эту сторону движемся и сейчас. Но движение это тормозится, заметное количество инвестиционных проектов не запустились в 2014 году не потому, что прыгала нефть, а из–за действий властных структур, бюрократии разного уровня, которая есть во всех регионах, и это хуже любых санкций.

Вы говорили, что надо изменить инвестиционный климат. Российский президент периодически заявляет: не будем бизнес трогать столько–то лет, прекратим поднимать налоги.

— Когда мы говорим об однозначных и ясных шагах, это означает, что принимается закон и что он исполняется. Например, для инвестора, который входит в российскую экономику суммой от 5 млн евро, есть конкретные привилегии — он энное количество лет не платит налог на прибыль, у него есть особый статус и возможности, право его частной собственности гарантируется. И никак иначе. Аналогично решения и действия регулятора могут повлиять на бизнес–климат. Важно, чтобы правила игры не менялись. В 2014 году в России половина бизнесов занимались тем, что "отписывалась" и "отбояривалась" от проверяющих инстанций, хотя обещали "не кошмарить бизнес".

И еще один момент. Не было информации со стороны властей о масштабных программах снижения затрат на бюрократический механизм, который неэффективен. Более того, представители бюрократии имеют максимальные привилегии бизнеса, а это дорога в преисподнюю.

В чем схожесть и разница между кризисом 2008–го и этого года?

— Схожести почти нет, в 2008 году основная причина кризиса — остановка мировой экономики. Собственно, она и сейчас еще не запустилась в полную силу. Российская экономика шла вперед в 2008 году отличным темпом. Климат и общая ситуация с регулятором давали возможность всем расти. Но именно в силу того, что российская экономика была еще недостаточно диверсифицирована, кризис затронул РФ в полной мере. Схожесть нынешней ситуации с 2008 годом в том, что тогда тоже была коррекция цен на нефть, только она была еще сильнее. В остальном ситуация другая. Был неограниченный доступ к деньгам с финансовых рынков развитых стран, и у нас не было существенных обременений по целому ряду отраслей. Не испытывали на прочность в 2008 году банковский сектор, ретейл, рынок недвижимости и пр. Сейчас ключевые причины кризиса внутренние, и они совпали с частичной изоляцией России от заимствований в мире. Мирового спроса не будет, и возможности создать благоприятные условия для выхода из ситуации пока нет. Ситуация, я считаю, будет сложнее, чем 6 лет назад. И пока мы не видим признаков, что может развернуть нефть в другую сторону. К сожалению, усиливается тренд на ужесточение запретительных антироссийских санкций, что не будет способствовать выходу из рецессии.

Несмотря на все, что сказано, в каких отраслях вы все–таки видите потенциал?

— Впереди планеты всей, конечно, фармацевты. Потому что они уже успели сделать инвестиции в ряд проектов (новые производства по мировым стандартам, исследования и испытания новых препаратов и материалов), рост этой отрасли продолжается. Потенциал есть в сфере производства и продажи продовольственных товаров. Эта отрасль сейчас показывает рост: плюс 24% — сыроделы, плюс 16% — производители мяса. Для многих открыт вопрос импортозамещения. Это то, что требует инвестиций, а инвестировать нечего, дешевых и долгих денег нет.

Есть потенциал роста у информационных технологий, сферы телекоммуникаций. Там компании будут продолжать расти, я очень радуюсь тому, что происходит. Другое дело, что им тоже пообещали изменить условия. То есть у них были преференции, но им сказали: может, хватит?

Отрасли, у которых нет потенциала, — что им делать?

— Мы ожидаем изменения природы мирового спроса к 2018 году. Это означает, что к этому моменту на рынке начнут массово появляться товары и услуги, которые будут произведены по технологиям 6–го технологического уклада. Их объемы уже сейчас растут. Впереди планеты всей 3D–принтинг. И развивающиеся вместе с ним материалы — железо, пластик и т. п. Мировая экономика будет разворачиваться в рост и, естественно, поддержит Россию. Но фокус в том, что у нас сегодня большинство отраслей работает на технологиях, не имеющих пока шансов конкурировать с 6–м технологическим укладом. Рекомендация одна: подключаться к движению, а оно, безусловно, инвестиционно емкое. Иначе не сможем в полной мере участвовать в этом празднике жизни. По поводу потенциала еще шикарные возможности у частной медицины, она растет быстрее, чем сыр.

Сегодня экономика страны вынужденно разворачивается на Восток. Есть ли риски такого разворота?

— Любые виды партнерства и отсутствие сильной зависимости делают экономику более сбалансированной. Задача именно в том, чтобы были соблюдены интересы и баланс, потому что, если мы везде будем работать, преимущественно обменивая сырье на что–то более высокотехнологичное, ничего путного не получится. В декабре распространился слух о том, что Китай может отказаться от взаиморасчетов рублями с аргументом: "рубль — слишком нестабильная валюта". Официальных подтверждений этому пока не последовало, но слух малоприятный. Возможность таких взаиморасчетов была огромным твердым плюсом для нашей экономики. Еще один несомненный плюс взаимодействия — будут расти компетенции: это другая бизнес–среда, это рынки, воспитанные на том, чтобы отстаивать свои интересы, и мы можем подучиться у них этому.

Можно ли как–то нивелировать минусы этого разворота?

— Я не вижу особых минусов, кроме одного — приоритет Китаю. Сотрудничество с Японией, Южной Кореей, которые технологически более продвинуты, принесет нам больше пользы. Это ни в коей мере не "или… или...", это "и… и…". А приоритет все тот же — взаимный выигрыш. Накачивать нефтью и газом Китай хорошо, но совместное предприятие по синтезу какого–то лекарства с Южной Кореей — это, на мой взгляд, гораздо более дальновидно.

— Какую стратегию развития на 2015 год вы рекомендовали бы петербургскому бизнесу, учитывая особенности городской экономики?

— Петербург — это растущий "хаб" по всем видам трафика. И, кроме того, он находится в непосредственной близости от Финляндии. Я бы развивал трансграничный адекватный поток, потому что не все российские территории имеют возможность такого логистического трансформера (и морской, и речной, и авиа–, и автомобильный, и железнодорожный трафик). К тому же рынок ЕС более конкурентный, он будет стимулировать российские, петербургские компании к росту. В России есть хорошие примеры новой индустриализации в регионах: хорошо известен опыт Калуги по привлечению инвестиций, сейчас ускоряются Самарская и Московская области, впереди (2018–й) чемпионат мира по футболу. Возможность есть у тех, у кого уже есть мощности: оседлать импортозамещение и воспользоваться культурными и логистическими преимуществами, которые у Петербурга есть. В Ленинградской области много мест, где производств почти нет. И отчасти причина тому — существующий там бизнес–климат.

В чем, по вашему мнению, государство должно изменить свою стратегию взаимодействия с бизнесом?

— Бизнесу (кроме агросектора, венчурных и инфраструктурных проектов) не нужна помощь, субсидии. Ему нужно перестать мешать. И сделать это однозначно, для чего нужны твердый однозначный простой прямого действия закон без возможности "обвешать" его инструкциями. Закон об инвестиционном климате и создание ситуации, где правоохранительные органы не будут основным регулятором экономической жизни. Сейчас это так.

А что мешает власти это сделать? Непонимание этих вещей? Или неудобство изменений для нее, ненужность ей этих правил?

— Думаю, это комплекс причин. Очень большое количество людей при государстве прекрасно конвертируют свое право проверять, разрешать.

Им комфортно. Ты можешь ничего не делать и при этом успешно участвовать в экономической жизни, на самом деле лишая ее каких–либо перспектив.

Вы сейчас особенно много общаетесь с бизнесменами, которые задают вам вопрос: что делать? Из того, о чем они спрашивают и что они сами думают, могли бы вы сделать вывод о заблуждениях и иллюзиях предпринимателей?

— Сейчас качество бизнеса выросло. Приоритет, который сегодня есть у владельцев, — это сохранить бизнес, наращивая его эффективность. И основная масса готовится к тому, чтобы так или иначе продолжить развитие. Сказать, что сейчас существует какая–то повальная депрессия и черная меланхолия, мы не можем.

Это адекватная реакция?

— Говоря про развитие бизнеса, я имею в виду "сохранить его", наращивая эффективность.

В общем и целом мы можем сказать, что все понимают, что 2015 год — это год не роста в масштабе, а год роста в качестве. Эти люди уже многое видели, и они понимают, что год будет тяжелый, что надо будет затянуть все пояса. Но абсолютной новизной для нас ситуация не обладает. Бизнес–люди — это как раз та категория, которая каждым своим шагом отдаляла подобные события, развивая страну, но пока их влияния на то, чтобы такие события не наступили, недостаточно.