"Выходной Петербург". Новый миф Петербурга

Миф — важнейшее политическое оружие.

"Коммунистический манифест", "Майн кампф", "Краткий курс истории ВКПб" создавали простое и естественное ощущение принадлежности, включенности, избранности. Как песня Константина Кинчева "Небо славян". "Германия — превыше всего", "Наша матушка Россия всему свету голова".

Региональная идея — смягченный вариант идеи национальной. На место борьбы с иноземным захватчиком–угнетателем (пиндосом или мигрантом) выдвигается противопоставление региональных интересов государственным, воплощенным в столице.

Малороссийский миф создал в конце концов независимую Украину, казацкий — вдохновлял Шкуро и Краснова в Гражданскую и до сих пор заставляет взрослых мужиков носить на праздники штаны с незаслуженными лампасами.

Стремление к большей независимости от Кремля заметно почти во всех русских по составу населения субъектах Федерации. "Хватит кормить Москву!" — лозунг грядущего дня. Именно в регионах самая высокая готовность выходить с протестами в случае дальнейшего ухудшения социально–экономической ситуации, в городах–миллионниках еще выше — 63%. В Москве — только 15%.

Это понятно: федеральный бюджет забирает 65% консолидированных доходов страны. На москвича бюджет в год тратит 147 тыс. рублей, на петербуржца — 85 тыс., на екатеринбуржца — 22 тыс., а на омича — вообще 10 тыс. В Москве самые высокие зарплаты, самые лучшие карьерные возможности. Гении рождаются в провинции, а умирают в Москве.

Автономистское движение в Петербурге имеет долгую историю. Его пророк — историк и журналист Даниил Коцюбинский, создатель "Свободного Петербурга". Даниил мой коллега и старинный приятель, но у меня есть к нему претензии.

Для того чтобы объединяться, следует размежеваться. Чтобы понять, почему нам нужна автономия, надо уяснить, почему мы лучше всех. В том, что лучше, собственно, никто не сомневается. Большинство автономистов напирают на времена новгородского народоправства, на то, что Петербург наследует Старой Ладоге, первой столице Руси.

Коцюбинский утверждает, что Петербург — это Ниеншанц в его развитии. Изначально европейский город.

Наконец, существует набирающая силу концепция особого русско–ингерманландского сплава как основы нашей самости. Взять флаг и герб существовавшей во времена Гражданской войны в районе Грузино Ингерманландской республики и бороться за ее воссоздание — от Вуоксы до Оредежа и от Свири до Наровы. Все это неплохо. Но связного мифа не получается. Где наш полет валькирий над Коломной и вещий Боян на Васильевском острове?

В этом году я много общался с приезжавшими в город москвичами. Симпатичные, кстати говоря, люди. Лицом к лицу лица не увидать, а они дружно хвалят наш город: чистый, повернутый к человеку, неназойливо прекрасный. Так и говорят: мы–де Азия, а вы — Европа. И действительно, поездки в Иматру и Лаппенранту нас как–то за последние годы цивилизовали. Но в третьем по населению городе Европы по–прежнему зоопарк без слона, на Невском — последние подземные переходы построили в 1967 году, а возглавляют город бывшие лужковские чиновники.

Петербург должен стать порто–франко. Как Данциг в 1930–е или Одесса в 1840–е. Мы наконец–то снова для России — окно в Европу. Вот на этой нашей всемирной отзывчивости и надо строить новый миф.