"Деловой Петербург". Давид Трактовенко: Aмбиции реализую как бизнесмен

Расскажите, зачем вы пригласили Дель Пьеро?

— Футбол для Австралии сейчас как для Америки в свое время соккер. Все только начинается: футбольной лиге всего 6 лет. Можно сказать, они еще в детский сад ходят. Люди во многом ходят на футбол как в театр — пообщаться, потусоваться, ну, и еще какое–то зрелище посмотреть.

И, когда приезжает игрок такого уровня, как Дель Пьеро, — суперзвезда, человек из первой десятки за все время существования этого вида спорта, это делает футбол как продукт в разы привлекательнее не только в масштабах клуба, но и всей страны. Это вызывает колоссальную волну интереса, внимания зрителей, прессы, телевидения, и в конечном счете это сказывается на возможности привлечения денег.

Он деньги свои отрабатывает?

— 100%. Он не бегает быстрее своих лет, но он думает значительно быстрее всех, кто на поле находится, и этого вполне достаточно. А главное, в этом году средняя посещаемость Sydney FC за счет него была порядка 18 тыс. человек. В России такими показателями могут похвастаться только четыре– пять клубов. В прошлом году было 11 тыс. — видите, какую прибавку дал Дель Пьеро. Но на самом деле даже 11 тыс. — это много. В стране живет всего 23 млн человек.

Аршавину в Сидней не предлагали ехать?

— Нет.

Как отличаются затраты на футбол в Австралии по сравнению с Россией?

— В разы. Затраты на футбол в Австралии по сравнению с Россией — просто копейки. Самое главное, у них нет платных трансферов футболистов внутри лиги: игрок может перейти в другой клуб только бесплатно. И, кроме того, у них жесткое ограничение по фонду оплаты труда. С Россией зарплаты просто несравнимы. Даже с "Зенитом" десятилетней давности (Давид Трактовенко в 2003 – 2005 годах был председателем совета директоров клуба. — Ред.).

Я смотрел таблицу чемпионата, там клуб Sydney FC занимал 7–е место.

— Так и закончил. Конечно, я этим недоволен: мы 2 раза были чемпионами. Но в Австралии специфика: тот, кто вчера был чемпионом, сегодня может оказаться на последнем месте. Там нет зависимости: чем ты больше денег вложил, тем сильнее твой клуб. Из–за тех самых ограничений по зарплате клубы очень ровные, много зависит от тренера и от того, как обстоятельства сложатся.

Часто ходите в Австралии на футбол?

— Когда бываю в Австралии, всегда хожу. Я где–то 2 раза в год на месяц туда приезжаю.

Абрамович благодаря покупке " Челси " стал в Англии популярным героем. А вы в Австралии?

— На самом деле я ведь не покупал никакого клуба. У меня там живет семья дочки — она вышла замуж за австралийца, у него свой бизнес. И в то время, когда организовывалась лига и создавались клубы, они со мной посоветовались: стоит ли приобрести часть акций.

Я сказал — стоит: футбол дает возможность получать такие знакомства, которые потом помогут в любом деле. И они приобрели пакет, потом кто–то выходил, кто–то продавал, и на сегодняшний день они одни из крупнейших акционеров. Но с Абрамовичем нечего и сравнивать. Да, клуб ассоциируют со мной, но никакого ажиотажа по поводу того, что какие–то русские владеют клубом, нет.

Заниматься там бизнесом не планируете?

— В Австралии я отдыхаю, а в России живу и занимаюсь бизнесом. В Австралии 300 дней в году солнце, и, наверное, из–за этого у людей почти всегда хорошее настроение. Но заниматься бизнесом я там не планирую. Это невозможно: до Австралии 24 часа чистого лета.

Но многие из российских бизнесменов плавно переводят свой бизнес на Запад. А вы об этом думаете?

— Нет.

Почему? Там ведь, говорят, все надежнее, стабильнее, честнее.

— Как говорится: везде хорошо, где нас нет. Все познается в сравнении. Чтобы вести бизнес где–то за рубежом, надо находиться рядом с этим бизнесом. Значит, надо туда ехать и там жить. Если ведешь бизнес в Германии, значит, ты должен там находиться. Открыл бизнес в Китае — нужно ехать в Китай. Невозможно руководить крупным бизнесом, сидя где–то за компьютером. Это должен быть или очень маленький бизнес, или тебе должно быть на него наплевать.

В условиях экономического кризиса, хоть и вялотекущего, но постоянно ухудшающего экономическую обстановку во всех странах, достаточно сложно быть уверенным, что где–то за границей у тебя бизнес получится лучше, чем в России. Здесь, конечно, рисков выше крыши, но зато я все эти риски знаю, я их понимаю, я с ними давно работаю. К тому же риски сегодня есть по всему миру, причем там они для нас не познаны. Что еще плохо за рубежом? Там начинают меняться правила. И мы это видим — по Кипру, по Греции. Еще вчера казалось, что правительства тех или иных стран никогда не переступят через какие–то вещи, а сегодня они это делают с большой легкостью. Это несет в себе колоссальные риски для любых инвесторов.

Но омбудсмен Борис Титов считает, что предпринимателей становится все меньше…

— Абсолютно с этим согласен. Многие устают: не хотят здесь работать, закрывают бизнес или не вкладывают то, что зарабатывают, а выводят деньги за рубеж. Такая тенденция есть, никуда от этого не денешься.

Что сейчас входит в вашу сферу бизнес–интересов?

— Сфер много, но две крупнейшие — строительство и сельское хозяйство. Я не считаю себя абсолютно безумным и не стал создавать какие–то новые бизнесы в сельском хозяйстве. Можно вложить туда сколько угодно денег, но для человека, который никогда не был с этой сферой связан, это дело гиблое, черная дыра, никогда ничего не заработаешь и все потеряешь. Я просто пошел в бизнес, который уже нашел свое место, который развивается и, как мне кажется, имеет хорошие перспективы. Я там один из совладельцев.

Черной дырой это для вас не стало?

— Нет, черной дырой не стало. Конечно, это сложнейший бизнес — намного сложнее, чем я думал, но, с другой стороны, это оказалось безумно интересно. И самое главное, я вижу, что это может стать очень хорошим бизнесом.

В списке Forbes вы были названы самым метким девелопером. На сколько вы с этим определением согласны?

— Ну, можно сказать, что это образное сравнение. Думаю, что нас назвали самыми меткими с точки зрения результатов приложения усилий и не более того. В рейтинге были люди, которые оперировали гораздо большими суммами.

Всю вторую половину нулевых главным мотором петербургской экономики была именно недвижимость. Похоже, до сих пор так остается…

— А знаете почему? Строительство жилья — одна из немногих сегодня в России сфер, которая не может быть замещена импортом. Невозможно привезти из Германии дом, поставить его здесь и заселять жильцов. Продукт создается внутри страны. Поэтому очень многие бизнесмены нашли здесь точку приложения своего труда и своих денег. Кроме того, считалось, что недвижимость будет все время расти, сложилась такая психология и люди старались делать инвестиции в жилье. Купил квартиру, потом еще одну и т. д. Просто для вложения денег. Это давало возможность роста отрасли. Не только у нас, в разной степени это происходило по всему миру. В итоге многие пошли в строительство.

Планы в строительстве у вас большие?

— На самом деле я пока не могу сказать, что мы будем делать дальше, когда у нас кончатся проекты, которые ведем сегодня. Будем ли заниматься какими–то крупными строительными проектами… Четких планов пока нет. Жизнь покажет. Дело в том, что с точки зрения рынка есть большие сложности — и в России, и, в частности, в Петербурге. Внутренний спрос все–таки ограничен. На сегодняшний день его во многом создает государство, но и его возможности тоже ограничены. Поэтому, если в целом в мире не будут происходить какие–то изменения в экономической ситуации, сужение рынка неизбежно. Поэтому надо уметь вовремя выходить из рынка.

Вас как–то спросили: остались ли у вас интересы в финансовой сфере. Вы ответили: нет, и слава Богу. Почему так?

— На самом деле есть две причины. Во–первых, просто устал. Я больше 20 лет провел в банковской сфере, начинал еще в советское время. Поработав в реальном бизнесе, я ощутил, что мне это намного интереснее: здесь шире возможности приложения твоих способностей. Даже в коммерческом банке все достаточно зарегулировано, и ты из года в год занимаешься одним и тем же делом.

И, кроме всего прочего, я считаю, что сегодня банки в значительной степени мешают развитию экономики, прежде всего промышленности и сельского хозяйства, за счет завышения процентной ставки.

Жирные коты?

— Я сам многих своих приятелей, когда прихожу в банк за кредитом, называю "жирными котами". На что они всегда говорят: ты–то сам кем был? И я им отвечаю: в наше время не было того перераспределения прибыли в сторону банков, какое существует сегодня. Даже близко такого не было. На самом деле это общемировая проблема.

До 1970–х годов финансовая сфера имела где–то процентов двадцать пять от прибавочного продукта, а сейчас у нее более 50%, а по некоторым данным, свыше 60%. Это совершенно ненормально, что та сфера, которая производит реальный продукт, потребляемый людьми на всем земном шаре, получает 40% производимой прибыли, а те, кто эту сферу обслуживает, получают ее большую часть.

Фондовый рынок превратился в параллельную виртуальную экономику, в которой работает огромное количество людей и которая засасывает в себя колоссальное количество денег. Ресурсы — и людские, и денежные — оттягиваются от той сферы, где производится валовый продукт. Вместо этих виртуальных игр они могли бы пойти на производство.

Все кризисы именно с этим и связаны. Слишком много денег вообще не работает в сфере производства. Люди, которые не производят никакого реального продукта, значительно богаче тех, кто трудится в производственной сфере. Причем на всех уровнях.

Вы не банкир, а название "Банкирский дом "Санкт–Петербург" осталось. Зачем?

— Когда вокруг банка (ПСБ, руководителем и совладельцем которого до 2005 года был Давид Трактовенко. — Ред.) сконцентрировалось много небанковского бизнеса, стало понятно, что он не может выступать управляющей компанией. В итоге была создана управляющая компания "Банкирский дом "Санкт–Петербург". На тот момент туда входило несколько банков. Постепенно банки находили своих владельцев, а Банкирский дом оставался управляющей компанией. Она уже наработала себе имя, и не было никакого смысла эту марку терять. Делать ребрендинг, добиваться узнаваемости — это долго и на самом деле не нужно. Бренд "Банкирский дом "Санкт–Петербург" никто с банком уже не ассоциирует.

Так же как клуб ЦСКА, который уже никакого отношения к армии не имеет…

— Абсолютно точно. Люди просто привыкли к названию.

А если к вам сейчас придут с предложением купить небольшой банк?

— Уже приходили. Нет, с банковским бизнесом я точно закончил.

Социологические исследования показывают, что две главные силы у нас в России — силовики и чиновники. Не жалеете, что не стали ни тем, ни другим?

— Абсолютно не жалею. У меня в свое время было очень много предложений в той же банковской сфере — идти работать в Центробанк или тот или иной государственный банк…

Почему не пошли? Многие солидные бизнесмены становились чиновниками или депутатами?

— Мне это не нужно. Во–первых, неинтересно. Во–вторых, у меня есть бизнес, который приносит достаточно денег. И, в–третьих, у меня никогда не было никаких политических амбиций. Я человек, не склонный к публичности.

В депутаты идут для того, чтобы потом как–то подняться по политической лестнице. А у меня этой цели никогда не было. Я все свои амбиции реализую как бизнесмен, и мне этого вполне достаточно. А пойти в силовики у меня и возможности никогда не было (смеется).

Есть предприниматели, которые говорят, что нельзя оставлять бизнес детям. Потому что это может им повредить. Что вы об этом думаете?

— Я так не считаю. У меня дети уже взрослые, я уже вижу, что бизнес их не сломает. Что будет дальше — жизнь покажет. Но, если не отдавать деньги детям, я тогда не понимаю смысла, для чего их вообще зарабатывать.

Честно говоря, я бы хотел постепенно уменьшать свое вовлечение в бизнес. Чтобы он занимал не больше 50% времени. И это позволяло бы ходить на футбол и в кино, читать, гулять с собакой, заниматься внуками…

А внуков у вас много?

— Трое. Двое в Австралии и один в Петербурге. Два раза в год мы туда летаем, и один раз — летом — они приезжают сюда.

Иногда встречаемся посередине, где–нибудь в Арабских Эмиратах. Тогда все, кто живет в России и в Австралии, летят туда.