Жанр, придуманный Сергеем Шнуровым, не имеет аналогий: абсолютное ноу–хау. Это не романтический русский рок: для певца нет ничего более отталкивающего, чем романтика Юрия Шевчука или Виктора Цоя. Не шансон с его мамой, прокурором, тоской по свободе и маскулинностью. Не "кабак" — в ресторанах не матерятся.
Сергей Шнуров отметил свое 40–летие в набитом под завязку Ледовом дворце. "Ленинград" показал, кто в городе хозяин.
В петербургских гениях часто бывает что–то излишнее, ненужное рынку. Даниил Хармс начал писать так, что о появлении в печати не могло быть и речи. Павел Филонов и Александр Арефьев сознательно не выставлялись. Сергей Довлатов начинал каждое слово в предложении с новой буквы. Тексты "Аквариума" не понимает никто, кроме Бориса Гребенщикова, да и он — не в полном объеме.
Со времен "Пули" Шнуров сделал все, чтобы его никто не услышал. Его лексика невозможна ни на радио, ни на телевидении. Его концерты в Москве запрещал самолично Лужков. И тем ни менее к 40 годам Сергей Владимирович известен больше Эрмитажа и Мариинского театра, ненамного уступая "Зениту".
Если искать корни Шнурова, они — в Аркадии Северном, певце без постоянного места жительства. Он и поет Северного замечательно.
Северный не совпадал с реальным выпускником Лесотехнической академии Аркадием Звездиным. Как поют в оперетте: "Всегда быть в маске — судьба моя". Он пел от имени приблатненного одессита, таинственного незнакомца, побывавшего в Ницце и Бомбее, бомжа и рвущего на груди рубаху пьяного поклонника творчества Сергея Есенина.
Лирическая маска Шнурова — пацан из Купчино, любитель пива, Цоя, борща и девок. Маленький человек из новостроек в спортивных штанах и майке.
Как бы группа "Дюна" — "Скрылся в дымке город Химки, Долгопрудный — город чудный". Но если у эстрады герой и певец социально и эстетически близки, то у Шнурова монолог быдлятистого мужичка отрефлексирован. Он и смешон, и жалок, и вызывает сочувствие "Обними меня, обними меня, родная, видно, не видать, видно, не видать нам рая…." И этого "человечечка у ларечечка" до слез жалко, как какого–нибудь Макара Девушкина.
Казалось, что Сергей Шнуров и "Ленинград" — герои своего короткого периода, между кризисами 1998 и 2008 годов. Времени хипстеров. Не случайно книгу о Сергее "Музыка для мужика" написал один из лучших журналистов "Афиши" Максим Семеляк.
Но, в отличие от Земфиры, Шнуров пережил кризис с "Рублем" и снова возродился с "Ленинградом" уже в новый исторический период.
Всегда свойственный ему глубочайший скептицизм по отношению к родине и ее гражданам как никогда вошел в резонанс с современностью. "Москва, горят твои колокола" — почти жест Ивана Карамазова, возвращающего свой "билет" создателю.
Мощные духовые, два женских голоса и главное — сам Сергей Шнуров, умеющий как никто создавать энергетическое поле невероятной силы, преподнесли зрелище, которое Петербург будет помнить десятилетия.
