В чем особая подлость петербургского климата? Историк Лев Лурье считает, что мы живем в переходной зоне между континентальным и морским. Зимой — холоднее, чем в Хельсинки или Бергене, расположенных примерно на той же, что и Петербург, широте. Летом — теплее.
Рельеф равнинный, влажность высокая, ветер воет, заметает поземка. На улицах — то капель, то стужа, то колотун, то ростепель. Лед под ногами. Эта коварная неопределенность не дает выработать жизненную стратегию, войти в социальную роль.
Хочешь побыть румяным, веселым, неунывающим западным человеком, обозревающим с лыжного подъемника сквозь солнцезащитные очки красоты Коробицыно?! Или броситься из натопленной баньки в прорубь на Оредежи, а потом, уже в наброшенной волчьей шубе, хряпнуть рюмку очищенной под солененький огурчик, поданный на жостовском подносе кустодиевской поселянкой?! Тщетно — ветер с моря приносит слякоть, лыжи зачехлены, на реке — шурга.
Нигде так не нуждается горожанин во всепогодном убежище, как в Петербурге. Это и одежда — от термических финских кальсон и колготок, вязаных телогреек, муфточек и свитеров из ангоры до овчинных тулупов, норковых палантинов, медвежьей дохи. Это и кров. От подоконника в случайно открытой парадной с заклеенными окнами, где тепло батареи позволяет студенческой парочке переждать скучную лекцию, до фешенебельного бара окнами на Невский, чтобы за рюмкой "Хеннесси" безопасно сострадать землякам, сметаемым ветрищем с тротуаров.
Петербургские перспективы, просторы воды, широкие проспекты — все это построено для лета, белых ночей, когда бульвары зеленеют. Зимний северный город выглядит в долгие холодные месяцы как легкомысленный тип, выбежавший на мороз без шубы и шапки. Оазисы тепла у нас особенно важны и, к сожалению, малочисленны. Нам нужны бы сотни плаз типа "Стокманна" и "Галереи", где можно часами разглядывать бесчисленные товары, присаживаясь между осмотрами бутиков и товаров массового спроса за столики вьетнамских и лапландских ресторанчиков.
У нас нет клубов, где солидный нетанцующий интеллектуал мог бы почитать газету, посмотреть на книжные новинки, обсудить перспективы выборов в Законодательное собрание Ленинградской области или последнюю премьеру Дуато. В каждом квартале на безопасном в гололед или распутицу расстоянии от дома должны располагаться кафе, рюмочные, пулл–бары и пабы, чтобы любой (от подростка, любителя творчества афроамериканских рэперов до пожилой дамы — поликлинического врача на пенсии) мог выбраться из домашней повседневности и чувствовать себя защищенным — кровом, теплом, приятной постоянной компанией.
Советское государство не любило, чтобы люди собирались без видимой цели. Только грязная столовая с неизбежной бутылкой портвейна под столиком, сколоченным из отходов оборонной промышленности, подземный переход или вестибюль метро с характерным названием "Климат" были нашими вигвамами в тундрах петербургской зимы. В конце 1960–х сюда пришла новая советская золотая молодежь, причудливо соединявшая литературную богему, секретных физиков, детей ответственных работников и профессоров, фарцовщиков и удачливых шулеров подпольных катранов. Эти люди создали славу "Крыше" "Европейской". В 1970–й расцвели кофейни — "Сайгон", "Малая Садовая", "Академичка", "Аэрофлот", "Рим". В 1980–е серьезные люди стали собираться в так называемых комсомольско–молодежных кафе, таких как рабочее место Владимира Кумарина "Роза ветров", "Сонеты" на Толмачева и "Виктория" на Скороходова.
Нынешний бизнес, почувствовав жажду людей к зимнему совместному гужеванию, постепенно наращивает площади помещений и номенклатуру времяпрепровождения. Вначале были пиццерии, потом пабы, затем бильярдные, тематические кафе, потом начался экспоненциальный рост кофейных сетей, итальянских ресторанов, суши–баров, хинкальных. Всякий менеджер среднего звена, затаивший от супруги пятисоточку, может часами тянуть с приятелями свое "Василеостровское темное" или хлопнуть рюмку "Царской" под бутерброд с малосольной форелью.
Студенты стайками перебегают от "ОГИ" в "Мишку", а оттуда в "Продукты" или "Дом быта", обрастая по пути новыми приятелями и приятельницами. Старшеклассники в интернет–кафе режутся в стрелялки, смотрят порнуху или участвуют в электронных форумах на тему "Может ли быть дружба между мальчиком и девочкой?" Серьезные мужчины, зарабатывающие на жизнь физическим трудом, нервные люди без определенных занятий и специально приодевшиеся работницы розничной торговли заполняют закусочные и "Столовую № 1". Ухоженные дамы средних лет забегают в "Абрикосов" или "Гурмэ" по дороге в фитнес–центр, к парикмахерше, косметичке.
Зима в этом смысле имеет множество социальных преимуществ. Летом — гуляешь, дышишь речным воздухом, рефлексируешь, зимой — наполняешься новыми социальными впечатлениями. Здания в измороси, Нева — подо льдом. Повесишь пальто на вешалку, подойдешь к стойке, сядешь за столик — и, если тебе интересны люди не менее архитектурных и природных ландшафтов, просто смотри, лови обрывки разговоров, наблюдай за сменой поведенческой моды. А поскольку мегаполис разнообразен и многолик, возможность путешествий не ограничена. За вечер визионер может наблюдать людей всех рас и состояний, от героев Ламброзо до изысканной богемной молодежи, от азербайджанских мигрантов до опасных зенитовских фанов.
Никакой спячки, никакой берлоги, настоящий зимний горожанин — медведь–шатун, бродящий по людскому лесу.
