Ольга Алексеева 12 лет развивала благотворительность в России и последние шесть лет - во всем мире. "У них есть на благотворительность 45 минут за завтраком", – говорила она про своих клиентов, богатых людей из стран БРИК.
Ее мало знала широкая общественность, но в кругах, связанных с благотворительностью, некоммерческим сектором она – легендарная личность. После окончания журфака МГУ Ольга Алексеева писала о социальной сфере, развитии общественного движения и некоммерческих организаций. В 1993 году она пришла в CAF Россия (филиал британского благотворительного фонда Charities Aid Foundation), и в 1997 году его возглавила. С 2005 года работала в Лондоне, где руководила подразделением CAF Global Trustees. В ее ведении были крупные частные доноры – богатые люди из стран БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Автор многочисленных публикаций и нескольких книг, среди которых "Третий сектор, или Благотворительность для "чайников" и "История доверия в недоверительные времена", стали своего рода пособием для НКО.
В августе 2010 года Ольга создала фонд The Philanthropy Bridge Foundation. Она была очень умным, неординарным человеком, чрезвычайно работоспособным, умела мечтать, верить и убеждать. Ее внезапная смерть – шок для коллег. Теперь ее мечты и планы будут воплощать другие.
Предлагаем отрывок из недавнего интервью Ольги Алексеевой электронному журналу о благотворительности "Филантроп": "Они хотят спасти мир за 45 минут".
Ольга Алексеева: Я много лет работала с богатыми людьми в России, Бразилии, Индии, Китае. И подметила несколько общих особенностей стран с развивающимися рынками. Прежде всего несоответствие между бурным ростом бизнеса, состояний, богатства, с одной стороны, и гигантской бедностью - с другой. У нас в России все еще не так уж и плохо. Какую-нибудь Индию, например, нужно показывать по телевизору каждый день, в качестве психотерапии, чтобы наш народ не думал, что живет в самой плохой стране на свете. Мы вообще часть золотого миллиарда, не забывайте об этом. Того, чего я насмотрелась в некоторых других странах, у нас не было даже при Екатерине II, такого нет даже в самых бедных регионах центральной России.
Еще одна особенность. Филантропия в странах БРИК развивается достаточно бурно, в том числе и частная; нувориши охотно дают деньги. Однако при этом, как правило, они не понимают, как и куда нужно жертвовать. Кроме того, существует гигантская пропасть между их благотворительностью и их образом жизни. Одна рука не знает, что делает другая: правой мы грабим и убиваем, а левой – занимаемся благотворительностью.
Другими словами, то, что они занимаются благотворительностью, мало влияет на то, как они ведут бизнес, как поступают в жизни, вообще на их образ жизни. К тому же во всех этих странах все непросто с законностью, подотчетностью властей, демократией. А потому их объединяет одна вещь: единственным сдерживающим фактором для богатого человека является его личная мораль, а вовсе не закон, не государство, не правоохранительные органы…
Еще одна особенность. То, что предлагается на мировом рынке услуг для доноров, вообще не заточено под страны с развивающимися рынками. Не учитываются культурные особенности таких стран, нет понимания сложившихся в них реалий.
Далее. Во всех этих государствах, включая Россию, совершенно иное отношение к бедности, к несчастью, горю человеческому, чем на Западе. В благополучных развитых странах это проблема другого, не их мира. И как следствие, отношение к бедности и горю такое… немножко колониальное. В развивающихся странах отношение другое – наша проблема, наша страна, наши люди. И поэтому, с одной стороны, люди очень толерантны к бедности, а с другой… В Индии, например, все проезжают мимо тысяч и тысяч бездомных, которые спят на тротуарах Бомбея и Бангалора. Едут все эти айтишники, которые хорошие деньги по местным меркам зарабатывают, и даже головы не поворачивают в сторону бездомных. При этом и покровительственного отношения к бедным тоже нет, потому что это все мы сами вышли оттуда, нет классовой разницы (особенно в России и Китае). Это еще один нюанс, который влияет на культуру благотворительности в странах БРИК, но почти никем не учитывается.
Вот что еще учитывается: за редким исключением в странах БРИК богачи в первом поколении это не наследники, не рантье, не люди, которые сидят в замке на акциях. Между тем большинство американских и британских программ заточены именно под "старые" деньги. Ну или под ситуации, когда человек сделал деньги и только потом начинает заниматься благотворительностью.
Особенность развивающихся рынков в том, что делание денег и филантропия не разнесены по времени. Они происходят одновременно, тогда, когда обеспеченные благотворители сравнительно молоды. Как происходит на Западе: до 60 лет я делаю деньги, а потом, отойдя от дел, я начинаю платить свои долги обществу. Даже Билл Гейтс, при всем уважении к нему и с учетом того, что он не очень старый, шел ровно по такой модели: сначала сделал бизнес, потом отошел от дел и стал заниматься благотворительностью. Вся сфера услуг для доноров построена на этой схеме. Поэтому там такие расслабленные учебные программы для частных жертвователей, растянутые на три недели, все эти консалтинги, терапевтические тренинги…
У людей много времени, бабушкам и дедушкам делать нечего: сидят на пенсии, занимаются благотворительностью.
У меня ситуация совершенно другая с моими богатыми клиентами. Им некогда – у них нет времени, у них есть на благотворительность 45 минут за завтраком. И за эти 45 минут нам нужно спасти мир. Это, можно сказать, девиз. Они все хотят спасти мир за 45 минут. Вот то, что я хочу сделать – создать первый в мире сервис, первую международную программу по развитию частной филантропии в развивающихся рынках. Программу, которая учитывала бы все эти вещи: культурную ситуацию, бизнес-ситуацию, личностную ситуацию. И при этом позволяла бы уйти за пределы чистой благотворительности, потому что этого мало. Позволяла бы создать предпосылки для социальных изменений.
Я ставлю себе безумные амбициозные задачи (все могут надо мной смеяться, но кто не рискует, тот не пьет шампанского), я хочу через филантропию повлиять на стиль жизни богатых людей. На их отношение к своим работникам, к тем, кто живет на их земле, к их собственным слугам.
В ситуации, когда сдерживающим фактором является только мораль, как влиять-то? Как показывает наша историческая практика, даже революции не помогают: в этих странах нет гражданского общества. А филантропия – это один из интересных каналов влияния на ценности и на мораль. По большому счету ничего другого не существует. Все остальное можно купить.
"Филантроп": А вот у нас удалось что-нибудь изменить с помощью филантропии? – спрашиваю я. – Насколько изменился богатый человек в России?
Ольга Алексеева: Из тех богатых россиян, которых я знаю (а знаю я многих лично), большинство разделяет европейские ценности, хотят видеть Россию свободным демократическим государством, вполне разделяют ценности гражданского общества. Им небезразлична страна. Другое дело, что среди них таких, у которых правая рука знает, что делает левая, их все-таки меньшинство. Заигрывания с царями, коррупция, игнорирование правил, быстрая выгода все равно доминируют.
Однако кое-что в последние годы изменилось — у некоторых из них появились попытки построить цивилизованный бизнес. Один из-за этого пострадал, как мы знаем, некоторые уехали за рубеж. Но попытки перенести те ценности, которые появились у них в том числе благодаря филантропии, все-таки имеются.
Когда я объясняю в Англии, в чем разница между британской и российской филантропией, я говорю: если в Британии люди строят филантропию на основании своих ценностей, у нас все наоборот. Поэтому филантропия в России имеет значение существенно большее, чем в Америке, в Англии.
Я знаю, что филантропия для многих обеспеченных россиян — единственная территория свободы. Интеллектуальной свободы. Для кого-то это вообще единственная возможность быть людьми.
