00:0029 апреля 201100:00
29просмотров
00:0029 апреля 2011
Большой, как известно, вовсе не синоним лучшего, равно как малый -- эпитет нисколько не уничижительный. К примеру, Малый драматический театр -- Театр Европы уже которое десятилетие держит высочайший художественный уровень, всякая его премьера, тем более постановка Льва Додина, обречена на пристальное внимание. И побуждает попытаться понять, что подвигло режиссера на это именно высказывание.
Додин -- мастер крупномасштабных, многофигурных театральных полотен. Его прославили величественные «Братья и сестры», грандиозные «Бесы», огромный успех имеет последний блокбастер -- «Жизнь и судьба». Но сейчас он обратился к произведению сугубо камерному -- киносценарию Александра Володина «Портрет с дождем» (фильм по нему вышел в 1977-м).
Удивителен не столько даже выбор масштаба, сколько выбор эстетики. Мировосприятие Льва Додина, каким оно предстает в его спектаклях, -- жесткое, резкое, оно беспощадно к человеку и исполнено сознанием общего трагизма бытия. Володин, конечно, тоже все знает про темные стороны людской натуры и про обильное присутствие в мире зла. Но злу этому у него всегда противостоит, так сказать, твердость мягкости, тихая настойчивость доброты. На краю отчаяния всегда найдется место вере в то, что вот возьмемся -- да все еще и поправим.
Таков и «Портрет с дождем». Володин, специалист по женским характерам, поставил в центр своего портрета Клавдию: замотанную русскую ломовую лошадь, которая подняла двоих детей, народившихся от непутевых никчемных мужиков, да зато сын Костя и дочка Лена славные. Случайно встретился моряк Анатолий, она к нему и прикипела. Тот попивает, само собой. Подруга Ирина отговаривает от этого союза. Сынок крутит с вороватой официанткой. Дочь-школьница враждует с классом. Ну и все такое: обычная шелуха заедающих нудных будней, сквозь которую пробиваются хорошие чувства.
На сцене -- фотоателье: белая занавеска, светильники на штативах, с зонтиками-светоотражателями (художник Александр Боровский). По бокам -- деревянные стулья с дерматиновой обивкой. Вначале все герои заявят себя стоп-кадром с какой-нибудь ненатуральной ужимкой, щелкнет аппарат, в конце нам покажут эти фотографии. Додин выстраивает как бы дугу между безусловностью фотодокумента, киношной достоверностью костюмов примерно начала 1970-х и условным способом существования актеров. Они не играют, впрямую обращаясь друг к другу, но бросают текст в зал. Более того, периодически переходят на стихи -- стихотворения Володина становятся лирическими монологами, которые Додин, автор сценической композиции, вставил в сценарий. С непростой задачей сделать эти переходы органичными участники справляются с разной степенью успеха. Алексей Морозов, играющий Костю, слегка пародирует манеру чтения «стадионных» поэтов 1960-х, но это остается внешним приемом. У Татьяны Шестаковой -- Клавдии как раз в стихах звенят наконец настоящая искренность и нерв. Главная удача -- Ирина Натальи Акимовой. Она создала виртуозный портрет пошлости: от вульгарного макияжа до мещански-самоуверенных интонаций и жестов. Радость от этой работы несколько отравлена мыслью: сколько же Акимова не сыграла!
Лев Додин, прежде делавший каждый спектакль годами, выпускает вторую премьеру за сезон. И раз уж он обратился к автору, в пьесах которого всегда есть место надежде, -- будем надеяться, что превосходные актеры его уникальной труппы станут выходить в новых ролях чаще.
Дмитрий Циликин, журналист
