Беспечное соло на ранце из детства

Музыка -- это не только то, что звучит по телевидению или радио или в виде дисков продается в магазинах. Великий американский дирижер Леопольд Стоковский писал, что музыка -- это еще и многое другое, то, что коренится глубоко в душе каждого из нас.

Андрей Макаревич в своей новой книге пытается нащупать (для себя, в себе прежде всего нащупать) не музыку музыковедов, а ту самую музыку, которую порой и в звуках не выразишь.
А мы-то уже и отвыкли от Макаревича-музыканта. Эту его ипостась совершенно заслонил Макаревич-повар, Макаревич-телевизионщик, Макаревич-тусовщик и высокомедийный персонаж. Да и ему, наверное, нелегко вернуться к себе, нелегко найти тропинку, по которой в детстве ходил, -- приходится горы мусора разгребать. Наверное, поэтому в доме у Макаревича живет много музыкальных инструментов, самых разных: «Я отнюдь не владею каждым из них в совершенстве, но в состоянии разбудить голос каждого».
Барабанщик
Ранец тоже может быть музыкальным инструментом -- обычный ученический ранец из школьного детства: «Ранец был твердый, достаточно ободранный, изрисованный битлами и исписанный битловскими молитвами. Если набить его учебниками, он не звучал, и я контролировал количество содержимого исходя именно из этого обстоятельства. Ранец клался на парту и по нему тихонько барабанилось руками. В голове при этом проигрывался альбом Please Please Me. Звучал ранец божественно».
В книге есть красивые куски текста, через которые слышишь музыку.
Мы и битлы
Битлы для Макаревича -- больше чем первая любовь. Его ум аналитика (не зря же кончал архитектурный) все пытается понять, чем взяли битлы его поколение. Особым звуком, текстами, гитарами? Но вот есть гитары и получше, и тексты вроде неплохие, и звук воспроизвести, кажется, любой можно -- а не получается ни у кого повторить великую четверку. И город Ливерпуль, кстати, где они все выросли в пределах слышимости друг от друга, тоже центром цивилизации не назовешь -- ни теперь, ни тогда. В чем же дело? Не иначе промысел, мистика.
А знаете, какая самая популярная песня в мире? «Беса ме мучо». К ней ведь и русских-то слов нет -- не нужны.
Макаревич за годы поумнел, и мир повидал, и музыку по полочкам разложить может, и знает рецепт успеха. И он, и «Машина» все еще, кажется, концерты дают. Но выглядит это не больше чем ретро -- в отличие от «Битлз». А может, дело просто в том, что битлы были вестниками каких-то отдаленных времен, когда слово «деньги» будет пустым звуком, эры всеобщей импровизации? И когда-то у Макаревича в ушах тоже свистел ветер из того времени, и он был частью того потока, куда он на самом деле так хочет вернуться -- хотя бы в этой книжке.
Андрей Макаревич. «Вначале был звук». Москва, 2010.