Мефистофель стоит на страже нравственности

<BR><BR>За Мариинкой угнаться трудно. Известно, что лучшие голоса (в смысле -- певческие) и лучшие ноги (в смысле -- балет) театр Валерия Гергиева забирает на корню. Огромная афиша, международный авторитет, контракты за границей -- все это требует постоянного притока новых сил. Не успеет молодой человек шагнуть за порог Вагановской академии, как его тут же не просто зачисляют в штат и выдают футболку с надписью Kirov-balet, но и на невероятной скорости внедряют в репертуар. Не успел удачно выcтупить на конкурсе Ваганова-prix, как ты уже разучиваешь одну за другой большие партии в "Лебедином озере", "Корсаре", "Баядерке". Во всяком случае, этим летом именно так было с победителями конкурса молодых танцовщиков.<BR><BR><B>Вкус к эксперименту</B><BR>Естественно, что на долю других трупп достаются те, кто не попал в поле зрения Мариинки. Конечно, голосов на всех хватит, как и лауреатов Международных конкурсов. Но негласная молва, что в других театрах "труба пониже и дым пожиже", действует на сознание артистов и публики. Молве противостоят успехи молодых коллективов -- и "Санкт-Петербург оперы", и балета Бориса Эйфмана, и "Зазеркалья".<BR>Однако был период в истории петербургского театра, когда большая и малая сцены соревновались на равных. Для Малегота особенно плодотворным было время, когда театр по праву считался "лабораторией советской оперы". Сюда приносили новые сочинения Шостакович, Прокофьев, Хренников. Здесь работали выдающиеся режиссеры. Правда, лабораторный период длился не так долго, как хотелось бы. Музыку объявляли сумбуром, эксперимент -- чуждым советскому народу, спектакли запрещались, артисты спешно покидали театр, а то и Отечество. Последний крупный погром был связан с постановкой балета Бориса Тищенко "Ярославна" в режиссуре Юрия Любимова.<BR>Может быть, оттого, что театру часто "показывали кота в мешке", пугали репрессиями, он так и остался пуганым. Современные балеты благодаря творческому союзу композитора Шандора Каллоша и хореографа Николая Боярчикова еще время от времени выходят на эту сцену, а вот оперный репертуар -- только классика.<BR>Причем, что особенно досадно, для постановки выбираются оперы, уже апробированные Мариинкой, -- "Князь Игорь", "Борис Годунов", "Пиковая дама", "Евгений Онегин"... Конечно, хороших опер на свете не так уж много, сотня, не больше. Но все же можно выбрать что-нибудь не столь избитое. Однако кроме "Реквиема" Верди (который с трудом можно причислить к операм) ничего самобытного на сцене Театра Мусоргского за последние годы не родилось.<BR>Руководство театра ссылается на то, что опер сегодня появляется мало. Утверждение это больше похоже на уловку. Оперы Шнитке и Губайдулиной, Банщикова и Успенского ставятся за границей, исполняются в концертах, показываются на международных фестивалях. Только в "лаборатории современной оперы" они почему-то не звучат. Скорее всего, здесь просто потеряли вкус к эксперименту. И, что немаловажно, опасаются, что публика не пойдет слушать новейшие сочинения. Естественная для сегодняшнего дня забота о кассе заставляет художественное руководство с осторожностью расширять репертуар.<BR><BR>Остановись, мгновенье!<BR>Последнее приобретение афиши Театра оперы и балета им. Мусоргского -- "Фауст". Казалось бы, какие могут быть противопоказания? Оперу Шарля Гуно принято считать классической. В основе ее -- бессмертная трагедия Гете. Но, похоже, об опере мы помним лишь то, что знаменитой ее сделал Федор Иванович Шаляпин, прикипевший душою к роли Мефистофеля, его задорным куплетам и раскатистым ариям.<BR>Сегодня очевидно, что классикой "Фауста" можно назвать с большой натяжкой. Скорее, это добротная оперная беллетристика. Либреттисты Ж. Барбье и М. Карре вычленили из трагедии одну линию -- историю совращения Маргариты, тем самым превратив философскую трагедию в заурядную романтическую историю. Оперу правильнее было бы назвать "Маргарита", Фауст в ней -- второстепенный персонаж. Довольно банальные музыкальные фрагменты связываются воедино благодаря ударным номерам -- ариям Маргариты, Валентина и, конечно, Мефистофеля. Впрочем, вклад оперы в русскую культуру велик: именно она подтолкнула Булгакова к созданию "Мастера и Маргариты".<BR>Как поется в опере -- "сатана там правит бал", так и играется. Никто не осудит злого духа за то, что он руководит происходящим. Но в спектакле бес дерзает быть моралистом! Он выглядит олигархом, который никому не подвластен, дерзок и вездесущ. Но особенно отличается Мефистофель по части нравственности. Он, оказывается, сторонник строгости в воспитании молоденьких девушек. Ведь это именно он предостерегает: "Мой совет: до обрученья не целуй его!" Диву даешься, как умудрилась непорочная златокудрая Лорелея по имени Гретхен согрешить, имея под рукой такого наставника!<BR>Столь же лицемерно Мефистофель призывает обывателей не увлекаться голым чистоганом. Правда, сегодня его ария "Люди гибнут за металл!" звучит подобием песенки "Money-money-money" из фильма "Кабаре". Черт пугает, а людям не страшно. Однако любовная история Фауста и Маргариты не имеет никакого отношения к воспитательно-просветительной деятельности сатаны. Ну охладел герой к юной красотке, ну предал ее -- что удивительного? Сюжет, как говорил классик, для небольшого рассказа.<BR>Единственное, что спасает спектакль от архаики, -- сценография Вячеслава Окуня. Художник сумел создать для "Фауста" легко трансформируемую среду. Место действия меняется в одну минуту при помощи смены половиков, обозначающих то цветущий сад, то камни мостовой, то мраморный пол готического собора. Происходящее на сцене отражается в огромном зеркале, благодаря чему картина мира становится ирреальной. Бытовая история грехопадения укрупняется. Маргарита возносится на небо и оттуда оказывает благотворное воздействие на шалопая Фауста. То, чего не сумел добиться Мефистофель, удается девушке. Впрочем, и в вокале на сцене соперничают эти двое. Голос Александра Матвеева звучит мощно, но ему не заглушить чистого сопрано Елены Морозовой. Фауст в соревновании, увы, не участвует.