00:0012 июля 200200:00
8просмотров
00:0012 июля 2002
Судя по предыдущим фестивалям, традиционные музеи поглощают современные трактовки, и рядовые зрители, случайно оказавшись в музее в фестивальные дни, обычно не различают их на основном фоне. Писатель Михаил Берг, подсказавший Институту Про Арте идею фести
<BR><BR>Судя по предыдущим фестивалям, традиционные музеи поглощают современные трактовки, и рядовые зрители, случайно оказавшись в музее в фестивальные дни, обычно не различают их на основном фоне. Писатель Михаил Берг, подсказавший Институту Про Арте идею фестиваля, тем не менее считает: "Фестиваль помогает уточнить, что такое традиционное, а что -- современное искусство, а также привлечь внимание к последнему". По мысли Берга, пока актуальное искусство в Петербурге так же мало заметно, как и общественные туалеты.<BR>К открытию фестиваля на быструю руку соорудили Вавилонскую двухъярусную "дуру" из подручных строительных средств, коих в Петропавловской крепости сейчас предостаточно. Перформанс Андрея Хлобыстина представлял собой лингвистическую какофонию. Носители языков сквозь репродукторы доносили главную идею Хлобыстина: художники разговаривают на разных наречиях и не склонны к взаимопониманию. Язык фестивальных проектов легко распознавался (при условии внятности высказывания), поскольку строились они по схожим, простым правилам.<BR>Современные проекты использовали музейный принцип архивирования: беря за основу какой-то прием, тему, букву алфавита, художники нанизывали на него, накапливали различные образы. В Александринском театре, например, открылась выставка группы "Мусорщики", чьи проекты в общем-то развивают мотив Йозефа Бойса, в 1972 году построившего очередную концептуальную выставку на мусоре, собранном на площади Карла Маркса в Западном Берлине после первомайской демонстрации.<BR>Каждая хрупкая скульптура мусорщиков-последователей представляет собой колбочку, начиненную пылью и мелкими останками. По деталям легко распознается театр, откуда изъята порция пыли. Так, в мусоре Мариинского театра доминируют перья, Эрмитажный же мусор заперт в сосуде, где поперек "горлышка" застрял отдельный катышек, топографически точно обозначающий место Эрмитажного театра на "карте" музея.<BR>Собственно архив, коллекцию документов, представили московские художники Вера Хлебникова и Александр Райхштейн, которые как будто-то бы бесстрастно рассказывали историю некого Александра Карякина: человек родился, женился и умер -- на Пряжке. Причина смерти, впрочем, говорит не о сумасшествии, а о воспалении легких. В одном из последующих писем секретаря горисполкома, поверенного жены почившего, читается сомнение в подлинности документа, врачи обвиняются в невнимательном отношении к пациенту и пропаже плаща.<BR>Некоторые проекты напоминали не столько музейные экспозиции, сколько инфраструктуру музея. Так, одним из элементов проекта "Про полюс" стала "розничная акция" -- продажа вещиц (собранных у критиков и художников), как-то связанных с Северным полюсом.<BR>В другом подпроекте представлены слайды, на которых сигареты, обувь и прочие брэндованные продукты рекламировались на фоне Арктики-Антарктики, своего рода кросс-промоушн, совместная реклама имиджей континентов и "сопутствующих" продуктов. В Музее Набокова показали проект Андрея Чежина и Дмитрия Мишенина "Демонстрация незагорелых частей человеческого тела", по сути напоминающий "корпоративную" вечеринку: зрители бродили по песку, рассыпанному по залам, поедая глазами обнаженных барышень и распивая апельсиновый сок. Об искусстве напоминали только его традиционные атрибуты, вещественные доказательства, превратившиеся в аксессуары: фотографии, фигуры, контекст. В большинстве проектов признаки искусства заметно уступали способам его продвижения.<BR>Тема "Искусство как вещественное доказательство" обсуждалась особняком (в особняке Румянцева) на круглом столе. На диспуте речь прежде всего шла о зыбкости документа, который до последнего времени еще мог восприниматься как признак реальности. Как свидетельствовал куратор проекта Максим Райскин, в 90-х линия документирования раздваивалась на два направления: мистификации и компромата, пока в конце 90-х не превратила художника в свидетеля. Московский журналист Григорий Нехорошев вспоминал о выставке "Компромат" (она прошла в галерее Гельмана вскоре после знаменитого выноса коробки из-под ксерокса из администрации Ельцина), где были показаны такие экспонаты, как израильский паспорт Зюганова и прочие образцы идеального компромата. Нехорошев свидетельствовал, что все это было выполнено по заказу администрации Ельцина, которому было выгодно дезавуировать компромат.<BR>Доклад на тему "Художник -- судья или обвиняемый" попытался прочесть и автор данной статьи: речь идет об упрощении иерархии в современном искусстве, что является следствием идеологии глобализации. Возведение в культ "низкого", которое художники исповедуют уже более 100 лет, потеряло смысл -- по сути писуар Дюшана давно сравнялся с мадонной. Поэтому остается документировать, коллекционировать существующее. Как сказала художница Людмила Белова, создавать собственный, личный архив, которому может доверять по крайней мере его автор.<BR>