Если бы марсианин взглянул на ночную Россию с околоземной орбиты, ему открылась бы удивительная картина. Фотография ночной освещенности Земли, сделанная из космоса, — один из самых наглядных (и самых верных) инструментов для оценки экономического развития той или иной территории. Степень концентрации ночных огней соответствует степени урбанизации.
Пришелец со звезд, разглядывая ночные российские просторы, увидит в стране два огромных города, обнаружит два промышленных центра (которыми окажутся Тюмень и Ямал, полыхающие огнями нефтяных и газовых вышек) и найдет тоненькую светлую дорожку от Москвы до океана через континент — Транссибирскую магистраль. Все остальное будет, по большому счету, погружено во мглу — как в Центральной Африке, Средней Азии и Западном Китае. Но самое примечательное — такая же темная территория будет простираться между Северной столицей и столицей настоящей. А ведь это по меньшей мере странно. В Европе большие города буквально притягиваются друг к другу множеством дорог, а пространство между ними заполняется малыми городами, поселками, промышленными зонами. По логике экономическим и промышленным сердцем России должна быть территория между двумя столицами с их максимумом населения, близостью к морским портам и внешним границам.
Но ничего подобного на практике мы не наблюдаем. И никаких мегастроек между Москвой и Петербургом не осуществляется. Кто не верит — посмотрите в окно дневного поезда. Кстати, и сами города будто не испытывают взаимного притяжения. Жилищное строительство Москвы ориентируется преимущественно на юг и на запад, в Петербурге новые кварталы растут в основном на севере города и вдоль побережья Финского залива. Отчасти — вдоль Невы, но уж точно не в направлении Московского шоссе.
Закон больших городов
Впрочем, отсутствие притяжения между Москвой и Петербургом — не единственная странность российского территориального развития. В начале ХХ века профессор Феликс Ауэрбах, изучив статистику численности населения европейских городов, обнаружил, что в любой стране город с самым большим населением в 2 раза больше, чем следующий по размеру город, и так далее. Полвека спустя статистик Джордж Ципф подтвердил выводы Ауэрбаха на американских данных. Получил аналогичный результат и дал интересной закономерности свое имя.
Закон Ципфа гласит, что второй город в стране должен быть по численности в 2 раза меньше первого, а третий — в 3 раза меньше. Как это выглядит в США? Население Нью–Йорка немногим превышает 8 с небольшим миллионов человек. Второй по величине американский город — Лос–Анджелес имеет почти 4 млн населения. Далее следуют Чикаго (2,7 млн), Хьюстон (2,1 млн) и Филадельфия (1,5 млн человек). Но в России закон Ципфа не работает. Или работает, но как–то не так.
У нас он не работает
По сведениям Росстата, в этом году численность населения Москвы превысила 12,5 млн человек. Некоторые эксперты считают, что к этой цифре следует прибавить минимум миллиона четыре, но мы согласимся с официальной оценкой. В Северной столице, Петербурге, живет чуть более 5,3 млн. Это меньше, чем должно быть, согласно закону Ципфа, но в целом соответствует его логике.
Значит, третий по численности город в России должен иметь 4 млн жителей, а четвертый — 3 млн. Но в России нет таких городов. В Новосибирске и Екатеринбурге живут около 1,5 млн человек в каждом. В прочих региональных центрах — и того меньше.
Да, так и есть, соглашаются исследователи из Финансового университета при правительстве России: "Часть реальной кривой Ципфа для России расположена выше идеальной, что соответствует распределению городов в развитых странах, а часть ниже — соответствует распределению городов в развивающихся странах". То есть два мегаполиса и малые города (численностью до 250 тыс. человек) вполне укладываются в тип западной урбанизации. А вот с городами–миллионниками в России что–то не так.
Все в столицу
Потенциальное население миллионников съела Москва, скажет наблюдатель, познакомившийся со статистикой авиаперевозок. Население, которое могло бы жить в третьем, четвертом, пятом городах страны, перебралось в столицу, куда — в буквальном смысле — ведут все дороги. Не менее 70% авиарейсов в России идут на Москву.
Между соседними городами в Сибири запросто может не быть прямого сообщения — летайте через столицу.
Да и вообще, незачем особенно летать. По данным Росавиации, в 2017 году пассажиропоток на внутренних рейсах составил 62,5 млн человек, а на международных — 42,5 млн. Но внутренний трафик вырос исключительно благодаря падению курса рубля и закрытию Египта и Турции для туристов. В 2012 году эти же показатели составляли 35,5 млн и 38,6 млн соответственно. Для сравнения: 80% пассажирского авиатрафика в США приходится именно на внутренние рейсы. А в Китае 90% пассажиров летают внутри страны.
Очевидный выбор
Москва притягивает ресурсы страны как могучий магнит, одновременно все более и более отрываясь от остальной России. За 8 лет доходы Москвы удвоились. Если в 2009 году они составили 1 трлн рублей (правда, рубль тогда стоил вдвое дороже по отношению к доллару), то к 2017–му доходы столичного бюджета впервые превысили 2 трлн. По сравнению с 2016 годом доходы выросли до 2,097 трлн рублей (+13,2%), а расходы — до 2,095 трлн (+20,7%).
Основа финансового могущества Москвы — это налог на прибыль организаций. В московскую казну попадает 27% от суммы всех поступлений этого налога в бюджеты субъектов РФ. Основные столичные плательщики — Сбербанк и ВТБ, за ними следуют нефтегазовые компании. Такой "фантастический бонус", по выражению российского эксперта в области регионального развития Натальи Зубаревич, Москва будет получать до тех пор, пока "система власти и бизнеса в стране будет сверхцентрализованной".
Но налог на прибыль обеспечивает только треть доходов столичного бюджета. Почти 40% московских доходов — это НДФЛ, поскольку именно в столице сосредоточено самое большое количество высокооплачиваемых рабочих мест с белыми зарплатами. Высокие доходы генерируют платежеспособный спрос. И этот спрос позволяет московскому бизнесу развиваться даже в условиях роста налогов на имущество организаций. В первую очередь — на коммерческую недвижимость.
Доходы Петербурга, по численности населения, напомним, уступающего Москве вдвое, по живым деньгам отстают вчетверо (540 млрд по плану 2018 года).
Подобно столичному, петербургский НДФЛ обеспечивает более 40% бюджета, но в абсолютных цифрах даже не приближается к московским показателям (250 млрд против московских 877 млрд). Можно сказать, что люди играют для бюджета Москвы ту же роль, что нефть — для бюджета России.
Мегаофис или мегаполис
Но где именно работают москвичи? Москва кажется столицей российского предпринимательства, но в смысле структуры занятости это не так. Доля занятых на частных предприятиях в Москве составляет лишь 30% трудовых ресурсов. А вот бюджетники — это половина московских работников. В остальной России бюджетники составляют 40% среди всех занятых. В этом смысле Москва представляет собой даже не мегаполис, а скорее мегаофис, глобальную управленческую штаб–квартиру, поставляющую для всей страны административные указания и транслирующую образцы потребления. В обмен на ресурс, не только финансовый, но и человеческий. Решение чиновника о выделении бюджетных средств в рамках очередной программы — с точки зрения полугосударственной экономики это самый настоящий товар, гораздо более важный, чем любые инновации.
Москва живет в точном соответствии с центрально–периферийной моделью регионального развития. Еще полвека назад экономист Джон Фридман объяснил, каким образом подобная модель фактически превращает регионы в колонии столицы. В такой модели центр объективно теряет мотивацию к полноценному развитию регионов, поскольку его сила — это оборотная сторона региональной слабости.
Проблема в том, что остановить развитие этого процесса практически невозможно. Реальная диверсификация экономики (случись она чудом) первым делом подорвет статус столицы как центра принятия окончательных решений, обесценивая ее уникальный начальственный ресурс. Что произойдет, если энергичные провинциалы перестанут сражаться за место под столичным солнцем, а попробуют реализовать себя на малой родине? Первым делом Москва утратит свой статус города–мечты, единственного российского мегаполиса, а в России заработает закон Ципфа.
При этом очевидно, что развития даже такого суперцентра, как Москва, совершенно недостаточно для такой большой страны, как Россия. Москва сама по себе не может служить локомотивом для других регионов. Появление второго полноценного центра притяжения российских человеческих ресурсов объективно отвечает стратегическим интересам развития страны.
Но не факт, что на роль такого центра может претендовать Петербург. Ни исторический центр, ни дворцы и музеи, ни число жителей сами по себе еще не делают город мегаполисом. По определению публициста Максима Саморукова, мегаполис должен быть "центром культурного и экономического пространства, которое перетекает за формальные границы самым произвольным образом". Город глобальной идеи. В случае со столицей эта глобальная идея лежит на поверхности. Москва — это город–начальник. А какую идею в этом смысле может предложить Петербург — пока остается под вопросом.
