Имущество в банкротстве

 

И закон "О банкротстве", и практика выходят за рамки определения сделки, данного в ГК РФ, и позволяют оспаривать даже те конструкции, которые формально признакам сделок не соответствуют. Могут оспариваться и те вещи, которые не находятся "внутри должника". Интересное дело было рассмотрено Верховным судом в декабре 2017 года. Оспаривалось увеличение капитала дочернего общества. Был получен отказ в трех инстанциях: суды указали, что "это" — не сделка, к тому же совершено иным лицом. ВС же занял интересную позицию: для стабильности оборота оспаривание по общему правилу невозможно, но лицом, оспаривающим подобные действия, является банкрот, акции "дочки" для него единственный актив, и в результате увеличения капитала произошло размывание этого актива. Дело вернулось на новое рассмотрение. С точки зрения банкрота, это правильно. Но суд расширил пределы оспаривания сделок на те общества, в которых должник имеет долю участия. Следующим шагом может быть оспаривание сделок "дочек" банкрота как влияющих на состояние должника.
При рассмотрении вопроса о неравноценном встречном исполнении сделки важно доказать не только факт неравноценности, но и то, что она существенна. Критериев в законе нет, все на усмотрение суда. В нашей практике был случай, когда цена отличалась на 20% и суд решил, что это несущественно. А в другом кейсе оценщик оценил объект недвижимости в сумму, сопоставимую с ценой спорной сделки. Но сторона, заинтересованная в оспаривании, обратила внимание, что оценка сильно ниже кадастровой стоимости и ниже цены, за которую должник этот объект купил сам. И Верховный суд счел, что эти доводы заслуживают внимания.
Закон "О банкротстве" указывает, что если реализация залогового имущества идет одновременно с иным имуществом должника, то порядок и условие такой продажи не могут идти без согласия залогового кредитора. В то же время Пленум ВАС в свое время постановил, что если предмет залога входит в состав предприятия должника, то предприятие может быть продано как единый объект. Эти две формулы нам кажутся наиболее опасными для залоговых кредиторов, в интересах которых поскорее продать свои залоги, получить деньги и забыть об этом банкротном деле как о страшном сне. Например, в 2013 году существовала практика, при которой суд разрешал спор о порядке продажи залога, исходя из "целесообразности", то есть по своему усмотрению. Суд может на основании отчета управляющего решить, что реализация заложенной производственной линии, например, целесообразна вместе со зданием завода. Но в этом случае суд ведь не знает, что здание завода старое и ветхое, а линия — единственное имущество, представляющее ценность. Аналогичная ситуация была рассмотрена в 2014 году, когда суд посчитал, что необходимость реализации имущества единым лотом или раздельно оценивается исходя из того, какую сумму можно выручить при каком варианте.
А в ноябре 2017 года Верховный суд в определении указал, что преодоление отказа залогового кредитора от продажи залогового и незалогового имущества единым лотом возможно только в исключительных случаях. Ведь в случае признания торгов единым лотом несостоявшимися залоговый кредитор не сможет оставить предмет залога за собой, потому что он уже будет продаваться только единым лотом и исключить его из положения будет невозможно. Нам это определение кажется оптимальным.
За 8 лет нашей работы на рынке реализации имущества должников у нас сложилось устойчивое понимание того, на что обращают внимание арбитражные управляющие, кредиторы, организаторы торгов и другие при выборе торговой площадки. Главный принцип, которым они все руководствуются, — экономия. Что приводит к отказу от услуг организатора торгов, а при выборе площадки рассматривается только ее тариф. Большинство выбирает ту, которая предлагает минимальный. При этом не оценивается эффективность продаж.
Лучше потратить больше, зато обеспечить продажу имущества не в конце публичного предложения, а еще на этапе аукционов. Выгода будет выше, чем тариф площадки, владеющей инструментами повышения эффективности торгов. Что это за инструменты? Во–первых, распространение информации о лоте на дополнительных интернет–ресурсах с обширной целевой аудиторией покупателей. Большинство потенциальных покупателей на крупные, специфические объекты не занимаются мониторингом торгов: эту информацию нужно донести до них по традиционным каналам. Во–вторых, помощь покупателям, которая вроде бы входит в базовые обязанности площадок, но подход к ним разный.
В–третьих, это обучающие вебинары для арбитражных управляющих, актуализирующие их знания в сфере электронных торгов. Для арбитражных управляющих, которые самостоятельно проводят торги, не привлекая специализированные организации, такая помощь позволит избежать ошибок, которые могут привести к признанию торгов недействительными. Лучше превентивно исключить эти ошибки, чем потом заниматься судами.
Мы в Сбербанке думаем, что банкротство не работает на кредитора. Сегодня у нас 209 процедур корпоративного банкротства, включая две реабилитационные, из которых мы сами инициировали — считая, что это правильно, — ноль. Мы считаем, что это не гибко, дорого, долго и без гарантий. Стараемся действовать так, чтобы заемщик в процедуре не оказался. Попадаем в нее тогда, когда понимаем, что вылечить нельзя, и сами начинаем процесс, или когда нас туда тянут другие. Мы выглядим получше, чем среднестатистический кредитор: у нас в среднем 35% возврата. Но эту цифру я не считаю большой, потому что мы приводим деньги ко времени, и 35% превращаются в лучшем случае в 20% по ставке фондирования и за минусом издержек.
Неэффективность банкротства дополнительно осложнена его криминализацией и общим представлением о том, что это больше инструмент безответственности, чем реабилитации и возврата денег. Есть проблемы, мешающие нам быстро и дорого продавать. Методы, используемые при определении начальной цены, не вполне соответствуют принципам банкротства, не учитывают срок экспозиции, качество актива и условия его приобретения, потому мы не всегда можем ссылаться на рыночную стоимость.
Другая проблема — сам порядок торгов. Мы видим, что основная масса имущества продается в публичном предложении, а если нам где–то и везло, то это были первые торги. В чем тогда смысл проведения повторных торгов? Попробовали поторговать на повышение, не получилось — давайте сразу к понижению, зачем терять 1,5–2 месяца? При подготовке к продаже мы придерживаемся определенных правил лотирования имущества, выбираемых в зависимости от предмета продажи: выделение токсичных лотов, учет инфраструктуры и добавление низколиквидного к ликвидному.
Институт мирового соглашения эволюционировал в последнее время. Если до разъяснений Президиума Верховного суда в 2017 году встречались мировые соглашения с 99%–ным дисконтом и 20–летними рассрочками, то теперь это большая редкость.
Суды восприняли разъяснения буквально, и теперь рассрочку в мировом соглашении имеет смысл указывать не больше чем на 1–3 года, а дисконт — не больше 50%, чтобы такое мировое утвердил суд. Впервые мировое соглашение в банкротстве провозглашено реабилитационной процедурой, чего раньше не было.
Соответственно, целью его теперь является только восстановление платежеспособности должника, то есть не может быть мирового просто немотивированного: нужно хоть какое–то обоснование, для чего нужно вывести из процедуры банкротства юридическое лицо и обосновать источники выплат по мировому.
Мы заметили такую тенденцию: чем активнее кредиторы реализуют свои процессуальные права, тем больше желание должника заключить мировое соглашение. Потому что при утверждении судом мирового прекращается как само дело о банкротстве, так и все обособленные споры вроде привлечения бенефициаров к субсидиарной ответственности или оспаривания подозрительных сделок. Тогда как при прекращении дела в связи с отсутствием финансирования у кредиторов право на субсидиарку остается.
В 2018 году институту банкротства физических лиц исполнится 3 года. За этот недолгий промежуток времени количество возбуждаемых дел о банкротстве физических лиц растет с каждым днем и исчисляется уже в десятках тысяч. Интересной проблемой является вопрос реализации совместно нажитого имущества супругов в деле о банкротстве при наличии на этом имуществе "уголовных" арестов.
Гражданин А и гражданка Б состоят в браке, имеют совместно нажитое имущество. В отношении гражданина А возбуждается уголовное дело. Потерпевшая компания С заявляет по нему гражданский иск и добивается ареста, который накладывается в том числе на совместно нажитое имущество.
Суд в приговоре прямо указывает, что этот арест сохраняется в целях обеспечения требований по гражданскому иску. Гражданин А подает заявление о своем банкротстве.
А как же быть с указанным имуществом, как же снять арест и реализовать имущество, включенное в конкурсную массу? Использовать общие подходы закона о банкротстве? До 2011 года практика была сумбурная. В 2011 году Конституционный суд указал на возможность снятия "арестов в защиту частного интереса".
Несмотря на это, до настоящего времени и суды, и Росреестр указывают на необходимость обжалования арестов в рамках уголовного дела и на отсутствие полномочий на снятие "арестов в защиту частного интереса". Кроме того, остаются вопросы относительно того, обладает ли "уголовный арест" свойством залога в банкротстве и как быть супруге гражданина–банкрота.