Дыра у дома. Фильм "Мама!" режиссера Даррена Аронофски

Автор фото: Кинопоиск

 

Велик соблазн трактовать новый загадочный фильм Даррена Аронофски как парафраз Ветхого и Нового Заветов. Религиозной основы сюжета никто не отрицает, но относиться к происходящему с какой–то бешеной серьезностью тоже не нужно, поскольку картина эта во многом самоироничная.
Если не знать сверхподтекста, все равно можно кое–что понять, например, когда автор осторожно вступает в пространство абсурда (примерно на 25–й минуте). Когда дом, где живут двое, он и она, наполняется людьми: вначале одинокий путник, наутро его жена, потом их дети, один из которых убивает другого, далее их родственники, которые справляют поминки, переходящие в вечеринку. Все это уже должно побудить зрителя переключить тумблер "мистический триллер" на какой–нибудь другой — например, "комедия абсурда". Но и у абсурда есть свои законы.
Объектом критики тут можно считать само понятие открытости — или толерантности, как нам привычнее, тем более что дом тут тоже главный герой. Аронофски сознательно надувает этот пузырь дома до огромных размеров, а арию нежданного гостя превращает в караоке, и затем этот пузырь оглушительно лопается.
Это можно было бы назвать констатацией "конца сюжета" в американском кинематографе. В этом пузыре собраны, так сказать, все персонажи Голливуда: и лихая женщина–супермен, и влюбленная парочка, и мачо, не теряющий ни минуты, и старик–нищий; а также всевозможные мистические силы, которые капают клюквенным соком и скрипят половицами. Кроме того, этот фильм — еще и изощренная внутренняя пародия на кинематограф, поскольку сюжет "мы дома плюс незнакомец" слишком уж лапидарен.
То есть это кино про кризис коммуникации, и главным ужасом по–прежнему является не черная дыра или кровь, которая сочится из пола (образы, опять же, своей лапидарностью сигнализирующие о намеренном сгущении), а "другие", как писал философ Сартр.
Второй важный момент: это, конечно, пародия и одновременно жалостливая песня про внутренний мир художника. Это высмеивание авторского эго, которое готово ради признания отдать на растерзание все вокруг. Все в топку — это касается не только художника, а вообще человека, увлеченного каким–то делом. Не является ли этот фильм рассказом о внутреннем мире художника?
Довольно банальная метафора, но вспомним фильм "Игры разума" или "Официант" Вармердама: из "демонов внутри" тоже можно соорудить целый мир, в котором герои начинают диктовать условия автору, заламывают ему руки и шантажируют; или же этот мир разлетаются в клочья, поскольку, как писал поэт Самойлов, автор зачеркивает написанное и идет в гости.
Для кого–то это кошмарный сон, а для творца — место работы, единственный тигель, где что–то варится. И тут нет никакого конфликта с религиозной трактовкой сюжета. Творить — это значит рисковать, и никогда не знаешь, что получится. Может родиться что–то новое или закончиться ничем.
Одно можно сказать точно: относиться к этому фильму как к провалу режиссера — как некоторые теперь считают из–за обструкции, которую устроили зрители после премьеры на Венецианском кинофестивале, — может только очень самоуверенный человек.
Примерно как герой нашего фильма, которого играет Хавьер Бардем — и который уверен, что весь мир под контролем, — а мир тем временем живет себе как хочет.