Общее место. "Сицилийская вечерня" в Мариинском театре

Автор фото: Наташа Разина
Автор фото: Наташа Разина

 

Сицилийской вечерней называют восстание в Палермо в 1282 году, мафиозную разборку в Нью–Йорке в 1931–м и оперу Верди 1855 года, которую любили в советских театрах за "революционность", по нынешним временам совершенно неуместную. И вот скажите на милость: как не скрестить эти вечерни ради новой постановки в Мариинском театре, как не превратить сицилийцев XIII столетия в мафиозный клан, завоевателей–французов — в американскую полицию, а место действия — в обшарпанное кафе "Палермо" в итальянском квартале Нью–Йорка? Режиссер Арно Бернар говорит, что это не общее место, а ноу–хау: мысль пришла в голову ему первому во всем просвещенном мире. Утверждение звучит несколько самонадеянно. Особенно из уст человека, позаимствовавшего постановочную идею "Богемы" для Михайловского театра у самого Роберта Карсена, да так, что театр был вынужден предъявлять публике дорогостоящий спектакль–первоисточник, чтобы замять скандал. Но, оставив поиски нынешних "исходников" Бернара эрудитам, признаем: "Маленькая Италия" опере Верди к лицу. В конце концов, неважно, по какому поводу распевать путаные тексты из латаного–перелатанного либретто Эжена Скриба: это понимал и сам композитор, с легкостью переносивший место действия своей оперы из Сицилии в Португалию ради премьер в реакционных Парме или Петербурге.
Режиссер дотошен, как энциклопедическая справка. Во время увертюры зрителю объясняют с помощью черно–белого видео, как итальянские эмигранты превращались в изгоев, что такое американский "сухой закон", а также — кто такой Лаки Лучано, глава всех итальянских мафиозных кланов, учинивший ту самую "сицилийскую вечерню" на улицах Нью–Йорка. Это он оказывается главным оперным злодеем Джованни да Прочида. Елена, главная героиня, становится "непростой" (судя по богатым костюмам) девушкой на выданье, Арриго — тайный бастард родом из мыльной оперы, тиран Монфор, глава полиции, ну точно коррумпирован, раз расхаживает не в форме, а в белом смокинге.
Кинематографичность массовых сцен подчеркивают регулярные стоп–кадры: пока патрульные замахиваются дубинками, а чернь — булыжниками, герои спокойно успевают спеть арию–другую, выражая свои глубокие и разнообразные чувства. В дуэтах и трио большую–пребольшую сцену Мариинки–2 сужают черные куртины, съезжающиеся с трех сторон, как в иных старых фильмах. Не обходится и без поцелуя в диафрагму на авансцене.
В современных костюмных кинодрамах постановочная реальность стремится к супердостоверности, за то и "Оскары" дают. "Бандам Нью–Йорка" от Арно Бернара кинопремий не видать, слишком много тут нестыковок. Не решена, например, проблема малиновых штанов — неужто в таких разгуливали уважаемые отцы итальянского общества? Неясно, с какого такого феминистского задора женские персонажи оперы то и дело хлопают своих консервативных отцов и покровителей по плечам, хватают за грудки и прочие части тела?
Сцена массовых сексуальных домогательств на празднике Св. Роха более всего походит на разнузданные рождественские безобразия у Кельнского собора. Невольно закрадывается бизнес–идея: а что бы не поставить "Сицилийскую вечерню" именно про это — про мигрантов в Евросоюзе? Вышло бы и актуально, и толерантно, текст и канва сюжета не пострадали бы, а четырехчасовое действо смотрелось бы на одном дыхании, а не шатко–валко, как сейчас.
Но куда бы делась изюминка, ради которой, кажется, и затевался спектакль (если не самим Арно Бернаром, то его хореографом Джанни Сантуччи)? Как без балетных сцен Верди, заботливо возвращенных в партитуру из исторического забвения? Неужто пропали бы и уморительно нелепый чарльстон в рапиде на парадоксальную лирическую тему струнных, и канкан в юбках цветов итальянского флага, и кабаретные дивы в перьях, размахивающие веерами под соло гобоя, изображающего сицилийскую волынку? Если б зрителю было так же смешно на протяжении всей постановки, премьеру встречали бы громкими продолжительными аплодисментами. Но они, увы, жидковаты. Спустя 4 часа вялой, зубодробительно серьезной мелодрамы, неряшливо и сыгранной, и спетой, публика валит из театра валом. Думаете, это паника в результате бандитской перестрелки под занавес? Нет, просто метро закрывается.