Что за чем следует. Лев Лурье о "Большом терроре" и министерской чехарде

Наше историческое сознание движется юбилеями. О том, что случилось 80 или 100 лет назад, много пишут, и это, естественно, вызывает аналогии с настоящим временем. И 1936–й, и 2016 год дают много пищи для размышления — особенно в неделю, когда арестовывают подряд трех вице–губернаторов (в Кемерово двух действующих, в Петербурге одного бывшего), председателя кузбасского следственного комитета и, наконец, федерального министра Алексея Улюкаева. 80 лет назад, в 1936–м, началась большая чистка номенклатуры. Ее предваряло знаковое кадровое решение: Генрих Ягода, фактически возглавлявший ОГПУ — НКВД с 1927 года (с 1934–го — формально), получил малозначительный чин наркома связи, а на его место поставили Николая Ежова. Это назначение ознаменовало начало "Большого террора", в ходе которого была уничтожена большая часть коммунистической элиты (в том числе Ягода и Ежов), и на повышение пошли десятки тысяч новых, молодых, бесконечно и беспрекословно преданных Сталину партийных работников, хозяйственных руководителей, красных командиров и чекистов.

"Большой террор" был бомбежкой по площадям, ковровой бомбардировкой. Никого не волновала вина субъективная: реальное отношение к власти, оппозиционные разговоры. Компромат придумывался задним числом, вытягивался из подследственных пытками. Кто погибнет, а кто останется — русская рулетка: как карта ляжет. Сопротивляться, строить стратегии выживания бессмысленно — судьба начальника в руках счетчика случайных чисел. Спасали только самоубийства. Бежать за границу удалось троим — начальнику управления НКВД по Дальнему Востоку Генриху Люшкову, резиденту НКВД в Испании Александру Орлову, полпреду СССР в Болгарии Федору Раскольникову (впрочем, через пару лет его ликвидировали посредством спецоперации).

Масштаб нынешних репрессий против путинской элиты впечатляет. Такого обилия арестов в номенклатурной среде не было со времен Сталина. Ни Хрущев, ни Брежнев не прибегали к арестам — основной формой наказания для большого начальника было назначение послом куда–нибудь в Африку или персональная пенсия.

Условия 1936 года не похожи на нынешние. Трудно представить себе, что за какого–нибудь наркома открыто вступились его высокопоставленные товарищи, как это сделали Анатолий Чубайс, Александр Шохин или Алексей Кудрин по отношению к несчастному Улюкаеву. Да и арест еще не значит осуждения, есть возможность отыграть назад, как это было, скажем, с делом Сердюкова. Наконец, пока что угроза висит именно над начальниками, тех, кто протестует открыто, особенно не трогают. Впрочем, лиха беда начало.

Сто лет назад, в 1916 году, в России впервые арестовали царского министра. Долголетний любимец императора Владимир Сухомлинов 6 лет возглавлял военное министерство, готовил Россию к войне и успешно провел всеобщую мобилизацию. Николай II, как и Владимир Путин, "своих" сдавать не любил. Чем больше критиковали царедворцев в Думе или в либеральной печати, тем крепче было их положение. Сухомлинову много лет вменяли в вину скандальный брак с разведенной Екатериной Бутович (она была моложе министра на 32 года). Первый муж развода Екатерине Викторовне не давал. Пришлось подделать документы о его супружеской измене, но синод (а именно он должен был развести супругов Бутовичей) усомнился в подлинности доказательств. Газеты радостно вцепились в эту историю. Только вмешательство государя решило дело. К тому же Екатерина Сухомлинова брала огромные взятки, министра окружали подозрительные дельцы, один из которых был расстрелян за шпионаж.

Арест Сухомлинова стал апогеем непрекращавшейся чистки правительства, которую вождь русских националистов Владимир Пуришкевич назвал министерской чехардой. За 3 года войны сменились четыре председателя Совета министров, шесть министров внутренних дел, три военных. Надо было успокоить общественное мнение: экономическое и военное положение России становилось все хуже.

Министерская чехарда стала одной из причин беспомощности руководства страной в феврале 1917 года и падения самодержавия.

Владимир Путин не собирается форсировать президентские выборы, откладывает назревшую экономическую реформу, продолжает поддерживать напряженность с Западом. Главная причина — всякое изменение, любая реформа ведет к нестабильности.

Но еще большую нестабильность влечет волна трудно объяснимых арестов.

За 1936 годом последовал 1937–й, за 1916–м — 1917–й. Выбор небольшой. Ведь символом Нового, 2017 года в России выбран тамбовский волк.